Пришпорив Отважного, Камерон поехал вперед, высматривая подходящее местечко для лагеря. Дни становились все короче, поэтому они останавливались на ночлег гораздо раньше. Немного времени удавалось сэкономить днем, поесть прямо в седле, но, по правде говоря, Камерон вовсе не торопился доехать до Санта-Фе и положить, таким образом, конец этой поездке наедине с Деллой Уорд.

Всегда оставалась вероятность того, что она снова позволит ему поцеловать себя. Но время шло, и вероятность эта постепенно сходила на нет. Несмотря на это, Камерон ни на минуту не забывал тот вечер, с трудом преодолевая растущее день ото дня желание.

Напрасно он ждал, что Делла заговорит о том случае.

Как она может делать вид, что ничего не изменилось? – думал он с раздражением. Тот поцелуй накалил воздух между ними, и не важно, о чем они говорят или чем занимаются. Глядя на Деллу, он думал лишь о том, чтобы снова ее поцеловать. Она говорила, а ему вспоминался ее шепот, когда она пожелала ему спокойной ночи. Она ходила по лагерю, а Камерон будто снова чувствовал, как ее бедра прижимаются к его ногам. Сон всего в нескольких футах от нее превратился в настоящую пытку.

– Сегодня вы особенно молчаливы, – заметил Камерон, когда после ужина они помыли посуду в реке. Это было еще одной проблемой. С того момента как они поцеловались, напряжение между ними росло с каждым днем. Они уже не могли непринужденно болтать друг с другом.

– Есть кое-что, о чем я не перестаю думать с того вечера в лагере цыган, – сказала Делла. – Я хотела бы услышать ваше мнение на этот счет.

Наконец-то. Настало время выяснить отношения. Делла принялась теребить кончик косы, и Камерон понял, что ей не по себе. Так же, как и ему. Он опустил уздечку, которую старался починить. Невозможно работать и одновременно говорить о поцелуях.

– Я говорила вам, какую глупость мне предсказала мадам Блатски. Ну, о деньгах и детях. – Нахмурившись, она посмотрела ему в глаза. – С тех пор я поняла, что думаю о Кларенсе гораздо реже, чем раньше.

Странный способ она выбрала, чтобы заговорить на волнующую их тему. Впрочем, у Деллы свой взгляд на вещи.

– Продолжайте, – осторожно попросил он. Она заломила руки и закусила губу.

– До того как вы приехали ко мне на ферму, не проходило и дня, чтобы я не думала о Кларенсе и Клер. Я не давала своей боли затихнуть. Я ее заслужила.

Может быть, она вообще не собирается обсуждать то, что между ними произошло?

– Цыганка сказала, что у меня будет несколько детей. Значит, я выйду замуж? Бывает, я целую неделю не вспоминаю о своем погибшем муже. О том, что написала ему «ненавижу тебя», о том, как он погиб. Но так не должно быть.

Она не собирается говорить о поцелуе. Они так и будут держаться на расстоянии друг от друга, избегая встречаться взглядами, боясь случайного прикосновения.

– Я не верю в предсказания. Но, предположим, я снова выйду замуж. Когда-нибудь, в будущем. Было бы неправильно выходить замуж за другого, если бы я каждый Божий день думала о Кларенсе, правда ведь? Но я не думаю о нем – это хорошо или плохо?

– Именно об этом вы хотите узнать мое мнение?

Она кивнула. Черт!

– Насколько я помню, вы говорили, что не собираетесь снова выходить замуж.

– Да, говорила, и это правда. Я не была хорошей женой. Но если хотя бы на минуту представить, что цыганка права: кто-то хочет на мне жениться и я не против. Вы были другом Кларенса. Как по-вашему, чего хотел бы Кларенс, как я должна поступить?

Каждый раз, как Делла говорила, что Камерон и Кларенс были друзьями, Джеймсу становилось трудно дышать, a руки и ноги холодели.

– Не знаю, чего хотел бы Кларенс. Но десять лет траура – вполне достаточно.

– Меня еще кое-что беспокоит. По правде говоря, мой траур закончился давным-давно. Я не думаю о Кларенсе. Не знаю, почему думала о нем. Может, это было сожаление. Может, угрызения совести.

Камерон понимал ее.

– Десять лет самобичевания – тоже вполне достаточно. Если бы несколько месяцев назад ему сказали, что он предпочтет говорить о поцелуях, а не о Кларенсе Уорде, Камерон рассмеялся бы.

– Вы не можете изменить того, что написали ему много лет назад. Хватит корить себя, надо жить дальше.

– Как странно. – Она задумчиво смотрела на Камерона. – Цыганка говорила что-то о вине и прощении. Но она имела в виду родителей Кларенса.

– Вы уверены? – Он поднял уздечку и принялся ее теребить.

– Я больше не хочу это обсуждать.

– А о чем-нибудь еще вы не хотели бы поговорить? – Он посмотрел ей в глаза. Языки пламени были слишком яркими, чтобы сказать наверняка, залились ли ее щеки румянцем, но Камерону показалось, что Делла поняла его намек.

– Стоит ли обсуждать то, что не должно было случиться? Она права.