— Ну что же, — создание Тьмы, похоже, улыбалось. — Мы по-прежнему хорошо понимаем друг друга. У тебя осталось еще четыре приказа. Помни, чем придется платить вам.

Ноющий звук движка скоростного глайдера донесся до них. Том присмотрелся к простору равнины —там от предгорий к ним на полной скорости пилил легкий «Бриз-14».

— Это наши водилы, — вздохнул Сухов и положил руку на плечо Тома.

Тот оглядывался слегка ошалело. Демона уже не было с ними.

— Их, видно, спугнули те — ночные дела. — Сухов с досадой сплюнул под ноги и присел на подножку глайдера. — Отсиделись на перевале, сволочи, а теперь, видно, хватились. Тронулись к плоту — надо разгружаться. Ни минуты лишней нельзя оставаться на этой земле.

От рощи Цинь уже сигналила им ручным прожектором.

А на равнину падал снег. Уже не мелкой метельной сетью, а густой — хлопьями, сплошной завесой. Зима пришла на Джей.

Снег норовил залепить узкие, высокие окна-бойницы, и потому внутри гостиницы царил сумрак. Связной филиала из-за этого сумрака порядком нервничал — даже больше, чем из-за того, что совершенно не мог сообразить, как вести себя с таким странным посланником Центра, каким оказался следователь третьей категории Томас Лэмберт Роббинс. Мрачноватым местом была гостиница «Перевал», в которой тот назначил ему встречу. До прихода землян — тысячелетия назад этот скальный грот сторожил проход между двумя уютными долинами на самой границе Внутренних Пространств. Бравые Первопоселенцы успели до неузнаваемости изуродовать ремонтом древнюю архитектуру крепости-монастыря и приспособить ее под чисто человеческие нужды раньше, чем Метрополия проштамповала закон о неприкосновенности здешних объектов астроархеологии. И теперь «Перевал» уже которое десятилетие служил пристанищем для немногочисленных путников, которых судьба заносила на северную окраину Республики.

Впрочем, над всем, что соорудили на планете и окрест Сгинувшие Империи, все равно тяготела мистическая аура нелюдской, злобной вражды, словно впитавшаяся в древние металл и камни. Этой, несколько суеверной, точки зрения на Джее придерживались даже прожженные скептики, так что ничего удивительного не было в том, что временами мороз пробирал по коже остановившихся в стенах «Перевала», несмотря на их вполне земное оформление, на гостеприимную подсветку скрытых светильников и радушие самого настоящего бармена за отделанной под красное дерево стойкой уютного бара.

На настроении связного сказывалась и неприятная перспектива в любой момент оказаться отрезанным от всего Мира снежным заносом, самым обычным для этой чертовой глуши. Но больше всего давило ставшее уже почти привычным постоянное нервное напряжение, вызванное ползущей по планете Эпидемией. Ее еще только полупризнали власти Республики. Число жертв пока не перевалило за десяток тысяч. Но от нее уже знобило всех на Джее. Знобило правительство, медиков и науку, знобило армию и госбезопасность. Трясло и Управление. И персонально его — агента Аугусто Цолльнера.

И Аугусто нервно барабанил пальцами по ножке высокого бокала с вином из ягод «хлановой лозы», исподлобья посматривая на сидящего напротив него следователя Роббинса. Собственно, Цолльнер и не собирался особенно скрывать от Тома своего дурного расположения — Центр уже недвусмысленно дал понять филиалу, что следователю давно пора призадуматься над своими методами работы. Но Том явно не собирался придавать большого значения этому признаку высочайшего недовольства, проявленному к тому же лицом, в непосредственном подчинении которого он не находился. Он вел себя так, словно сокровенный смысл этой их встречи, ради которой оба они, соблюдая все правила конспирации, тащились сюда по полузанесенным снегом проселкам, только в том и состоял, чтобы заняться дегустацией жаркого на ребрышках и местного вина.

— Прежде всего, — с облегчением вздохнул Аугусто, уловив наконец в пустой в общем-то болтовне Тома нотку интереса к причине того настоятельного вызова на рандеву, который вот уже которую неделю слал ему филиал, — вас, господин Роббинс, уже довольно давно дожидается это вот письмо. — Он перебросил через стол узкий белый конверт. — Комиссар Гед подчеркивает, что это его сугубо личноевам послание, и я, конечно, не в курсе того, что он пишет. Но, наверное, не стоит пренебрегать тем, что один из высших руководителей Сектора счел необходимым сказать вам. На словах же велено было передать, что крайне желательно было бы с вашей стороны восстановить наконец... э-э... нормальный, принятый в Управлении способ поддержания контактов с участниками операции. Впрочем, — Цолльнер схватил со стола бокал и чокнулся с Томом, — если у вас есть на этот счет особые соображения, то сейчас самое время изложить их... м-м... как можно более внятно.

Том подавил тяжелый вздох. О личных посланиях комиссара Геда по Управлению давно шла дурная слава.

— Собственно, — он пригубил вино и распечатал конверт, — я уже достаточно ясно излагал обстоятельства дела, и не раз.

Он развернул вложенный в конверт листок и пробежал глазами от руки написанный текст.

« Надеюсь, что это письмо застанет тебя в добром здравии, Том, — писал в несвойственном ему дружеском стиле федеральный куратор Сектора. — Безусловно, там, непосредственно на месте действия, тебе виднее, когда и какие действия следует предпринимать в первую очередь для достижения поставленной перед тобой задачи. Опыт твоей предыдущей работы, — тут Том машинально провел кончиками пальцев по еле заметному шраму над правой бровью, — дает основания полагаться на твою способность действовать самостоятельно. Я должен отдать должное справедливости — формально ты не превысил рамок предоставленных тебе полномочий (хотя и подошел к ним вплотную). Однако два обстоятельства принуждают меня требовать немедленного изменения стиля твоего нынешнего поведения.