Линдет, на лице которого по мере монолога Теофании выражение озабоченности проступало все более ясно, сказал:

– Вы, наверно, не подумали, леди… Разве можно двум девушкам на целый день оставаться одним в пивной?

– Ерунда! Я бы осталась здесь и на ночь! Замечательный постоялый двор. Не понимаю, почему Лиззи здесь может не понравиться? Анцилла составит ей компанию, и они не заметят, как пролетит время.

– Но разве вы сможете наслаждаться походом, зная о том, в каких неудобных условиях они здесь остаются? – проговорил он растерянно.

– А вы думаете, не сможет? – язвительно осведомился Кортни и снабдил свой вопрос взрывом резкого хохота. – Вы се просто не знаете! Я тебе вот что скажу, Фанни: хватит обсуждать все свои дурацкие варианты, потому что ты меня не сдвинешь с места в сторону Кнарсборо, и это мое последнее слово!

Она вся покраснела от злости, из глаз едва не посыпались искры.

– Ты… Ты… Ты самый гадкий, самый противный негодяй, который не считается с мнением окружающих! – кипя яростью, воскликнула она. – Я хочу поехать в Кнарсборо и я туда поеду!

– Фанни, – отчаянно проговорила мисс Трент. – Ради всего святого…

Теофания резко повернулась к ней.

– И ты, Анцилла, по-моему, ничем не отличаешься от него! Такая же несправедливая и гадкая! Ты моя гувернантка и должна прежде всего соблюдать мои интересы, а не интересы Лиззи! Если она знала, что с ней такое бывает на жаре, не надо было ехать!

– Замолчи! – рявкнул на кузину Кортни, оглядываясь на дверь постоялого двора. – Привет, Лиззи! Ну как, тебе уже получше?

Мисс Коулбатч стояла на пороге, опираясь рукой о косяк двери. Она слабо улыбнулась и сказала:

– Да, спасибо. Мне гораздо лучше… Почти как до этого! Только мне так стыдно, что я стала для вас обузой…

Теофания бросилась к ней.

– О, тебе гораздо лучше! Это сразу видно! Я знала, что ты поправишься! Ты ведь не хочешь возвращаться домой, правда? Только представь, какая это скукота!

– Мисс Коулбатч, не выходите на открытое солнце, – вмешалась мисс Трент, подходя к Лиззи и беря ее за руку. – Я сейчас попрошу хозяйку, чтобы она приготовила нам чаю. Я прошу вас зайти обратно внутрь и сесть.

– Точно! Чай освежит тебя еще больше! – согласилась энергично Теофания. – Будешь как огурчик!

– О, да… Только я не думаю… Боюсь, если я вновь сяду на лошадь…

– Вам не придется садиться на лошадь, мисс Коулбатч, – заверил ее Джулиан. – Андерхилл достанет для вас какой-нибудь экипаж. К тому же, мы уже не собираемся в Кнарсборо. Слишком жарко сегодня!

– Да, мы так решили, Лиззи, – подтвердил Кортни. – Сейчас я съезжу… О, вот что придумал! Я найду зонт, чтобы ты смогла закрываться от солнца! Найду, даже если мне придется украсть его! А ты оставайся в гостиной с мисс Трент до моего возвращения и не выходи на солнце! Думаю, за часок управлюсь…

– За час?! – воскликнула Теофания. – А мне-то что делать все это время?! Или ты думаешь, что я буду сидеть все время в этой вонючей отвратительной пивной?! Так вот не буду!

– Ого, значит, она уже успела стать вонючей и отвратительной? – язвительно поинтересовался Кортни. – Пять минут назад ты ночевать здесь собиралась, насколько мне помнится. Можешь смотреть на меня так сколько угодно, от меня не убудет! Я прекрасно знаю, что ты всего лишь эгоистичная кошка! Тебе всегда плевать на всех. И, боюсь, ты уже неисправима!

Теофания разрыдалась. Сочувственные слезы появились в глазах и мисс Коулбатч. Она слабо запричитала:

– О, Кортни, нет! Как ты можешь так!.. Это я во всем виновата! Это я дура! О, Фанни, прости меня!..

– Ты просишь у нее прощения?! – не веря своим ушам, вскричал Кортни.

– Господин Андерхилл, придержите свой язык! – со всей строгостью, на какую только была способна, проговорила мисс Трент. – А ты не плачь, Теофания. Если тебе не хочется оставаться здесь и ждать целый час, ты можешь отправиться в Бардси вместе с кузеном. В дороге вы заодно и решите между собой все свои вопросы без посторонних.

Кортни открыл было рот для возражений, но натолкнувшись на взгляд мисс Трент, покорно опустил голову.

– Нет! – заныла Теофания. – Я ненавижу Кортни и не хочу ехать в Бардси!

Мисс Трент, которая лучше всех из присутствующих знала, как легко Теофания впадает в истерику, бросила по сторонам растерянный взгляд в поисках поддержки. У молодого лорда Линдета, который стоял ближе всех, губы были плотно сжаты, а глаза опущены к земле. Все молчали.

Тут-то к Теофании и направился Совершенный, изобразив на лице величайшее изумление и любопытство.