– Что?! – воскликнула она, позабыв тут же о своей обиде на молодого лорда. – Линдет, вы же не можете всерьез говорить о том, что мы будем вальсировать?! О, вы, конечно, смеетесь надо мной!

Он отрицательно покачал головой.

– Нет, мисс Вилд! А вам мое предложение кажется дерзким?

– О, разумеется! И притом… таким соблазнительным! – вскричала она, захлопав в ладоши. – Господи, значит, вы не шутите! О, как это здорово! Я готова от души расцеловать леди Коулбатч! Люблю ее до безумия! Но… Как она осмелилась допустить у себя на балу такую фривольность?! Как представлю, что скажет на это миссис Миклби!..

– Вальс разрешен ею. Почти благословлен!

– Немыслимо!

– Можете мне поверить! – ответил он, сверкая очами. – Леди Коулбатч спросила ее совета насчет вальса, когда впервые появилась эта идея. Миссис Миклби, естественно, обратилась за консультацией к своим «модным» лондонским кузенам. Те проинформировали ее о том, что вальс сейчас пользуется всеобщей популярностью и разрешен даже «У Альмака». Они написали, что сейчас, цитирую со слов леди Коулбатч, «только деревенщина чурается этого танца». Таким образом…

– О, чудесно, чудесно! – захихикала Теофания. – Наша великолепная миссис Миклби боялась оказаться деревенщиной! Теперь все понятно!

– Так вы будете со мной вальсировать?

– Если тетушка позволит, – скромно потупив глазки, ответила она.

Он улыбнулся, мимолетно пожал ей руку и вернулся к своему фаэтону. Теофания была так обрадована новостями, что она не только совершенно спокойно проводила взглядом удалявшихся в одной фаэтоне лорда Линдета и мисс Чартли, но всю дорогу оживленно обсуждала с мисс Трент грядущий бал, который должен был состояться на следующей неделе.

Тем временем лорд Линдет, который, особенно не погоняя лошадей, правил в сторону дома мисс Чартли, естественно, поделился и с ней сообщением о том, что на балу в Колби Плейс будут танцевать вальс. Она была удивлена примерно так же, как и Теофания, однако в остальном ее реакция была иной и выразилась в печальной констатации:

– Я никогда не имела возможности научиться вальсу, но с удовольствием посмотрю.

– Господи, да вы можете выучить все па за несколько минут! – заверил ее лорд Линдет. – Я же знаю, насколько хорошо вы танцуете, мисс Чартли! Любой учитель танцев потратит на такую ученицу не больше одного урока! Да что там учитель!.. Ведь я сам могу вас научить! Я, конечно, не такой уж мастер, но движения показать могу. Прошу вас, разрешите мне!

Она благодарно ему улыбнулась, но ответила просто:

– Я не думаю, что это разрешит моя мама.

– Почему бы ей и не разрешить? Ведь даже миссис Миклби одобрила!

Она отрицательно покачала головой, но крепко сжала губы, чтоб не проговориться. Настоящая леди, как всегда говорила ее мама, никогда не станет кичиться своим положением, ибо так делают только выскочки. Мама никогда не хвасталась этим вслух, но Пейшенс прекрасно знала, что она воспитана гораздо лучше жены сквайра. Пейшенс также знала, что ее мама будет оскорблена, если обнаружится, что миссис Миклби для ее дочери является идеалом.

– Она, верно, полагает, что это какой-то неприличный танец? – спросил Линдет. – Точно такого же мнения придерживалась и моя мама до тех пор, пока собственными глазами не увидела, что это не так. Посмотрим, удастся ли мне уговорить миссис Чартли смягчить свое отношение. Мне было бы очень жаль, если бы вам пришлось только смотреть на то, как другие танцуют!

– Боюсь, у вас ничего не выйдет, – не очень-то веря в искренность намерений Линдета, проговорила Пейшенс.

Она ошиблась.

Когда они подъехали к ее дому, молодой лорд не попрощался с нею, а вошел в дом и сразу же приступил к делу. Он вошел в гостиную, где лежала, поправляясь от своего недомогания, миссис Чартли, и без церемоний принялся уговаривать ее переменить свое отношение к динамичному немецкому танцу, который стал предметом повального увлечения лондонской молодежи.

Нельзя сказать, что она оставалась совершенно нечувствительной к его обаянию, но у нее были очень строгие понятия о приличиях. И еще неизвестно, удалось ли молодому лорду доказать ей свою правоту, если бы он не получил поддержку с совершенно неожиданной стороны. Вошедший в гостиную приходской священник узнал, о чем разгорелся спор, и сказал, что со времен сотворения мира старшее поколение считает своим долгом заклеймить нравы молодого поколения. Если бы спросили его, то он бы сказал, что не рискует осуждать танец, которого никогда не видел. Мягко улыбнувшись Джулиану, он пригласил его показать несколько па.

– Господин Чартли! – полусерьезно стала возражать его супруга.

– Когда я сам был молодым, то очень любил танцевать, – ностальгически заметил священник. – Господи, какими дерзкими мы были! У нас все было по последнему писку, как говорят нынче молодые люди.

Все засмеялись. Потом священник прибавил, что хотя он надеется на то, что его дети никогда не переступят ту черту, которую он определил, он не хочет, чтобы его дочь в вопросах моды всегда плелась в хвосте своих сверстников.

Миссис Чартли, наконец, всплеснула руками в притворном испуге и согласилась отложить вынесение окончательного вердикта.