– С этого момента ты харрам, отверженная. Ты изгнана из семьи, твое имя не прозвучит больше в нашем доме. Ты для нас умерла.

Ясмина и Элис ждали посадки на последний самолет, отправляющийся в Лондон. Никто из семьи, кроме матери, не провожал Ясмину. Три недели она ни с кем не общалась. Когда отец предал ее проклятию и объявил мертвой, у нее начались роды. Элис и Захария отвезли ее в больницу. Восемь часов спустя Ясмина очнулась от анестезии, и Элис со слезами сообщила ей, что ребенок родился неживой – к счастью, потому что при родах были повреждения и он рос бы калекой.

Ясмина прожила эти три недели в каком-то оцепенении, но в аэропорту она почувствовала, как острая боль охватывает сердце. Мухаммед оставался с отцом, новорожденный был потерян.

Элис протянула ей паспорт и билеты:

– Надвигается война, дорогая, хорошо, что ты улетаешь в Англию. Потом выезд закроют, и ты осталась бы здесь, как в ловушке. Родные побоялись бы помогать тебе, а в Англии о тебе позаботится тетя Пенелопа.

– Как я оставлю сына? – пожаловалась Ясмина, прекрасно понимая, что жалобы бессмысленны. Омар никогда не вернет ей мальчика. Но мысль о сыне не оставляла ее.

– Ты остаешься здесь, – она гладила руку матери, – отец не пустил тебя со мной, но, может быть, это к лучшему. Напоминай обо мне Мухаммеду, показывай мою фотографию, говори ему обо мне.

«Да, – подумала Элис, – я позабочусь о внуке, маленьком Мухаммеде… И о новорожденной девочке – она не умерла при родах, лежит в колыбели на улице Райских Дев. Два ребенка, лишенных матери…»

– Мне больно потерять сына, – сказала Ясмина, – так же больно потерять отца, который проклял меня, и сестру, которая предала меня.

– Ты уезжаешь, ты спасешься, Ясмина, – прошептала Элис. – Когда-то я уже хотела увезти тебя из Египта – ты была еще ребенком. Я тогда почувствовала, что Египет губителен для меня. Моя душа здесь не укоренилась, и твоя тоже. Ты спасешься в Англии.

Элис порывисто обняла дочь.

«Прости меня, дорогая, что солгала тебе, – думала она. – Твоя девочка не родилась мертвой, если б ты узнала это, у тебя не нашлось бы сил уехать и ты бы погибла. Проклятый Хассан аль-Сабир, погубивший ее брата, хотел погубить ее дочь. Но дочь ее спасется!»

– Я буду писать тебе о Мухаммеде, и он не забудет тебя! – пообещала она, сжимая руку дочери.

Ясмина не отрывала взгляда от лица матери:

– Я, наверное, не скоро увижу тебя, мама, я не вернусь в Египет. Здесь я проклята, я мертвая. Но я найду в себе силы, чтобы начать новую жизнь, никогда больше не стану жертвой. Моя жизнь обретет смысл, и ты будешь гордиться мной, когда мы увидимся.

Ясмина поднялась в самолет и устало опустилась в кресло. От прилива молока горела ее грудь, к которой никогда не прильнет изуродованный в тяжелых родах ребенок, и ее бессильно опущенные руки никогда не сожмут его жалкое тельце. Откинув голову на спинку кресла и проваливаясь в сон, Ясмина подумала: «Так умирают».

Она уже спала, когда мужчина в соседнем кресле достал из кармана газету и прочитал напечатанное большими буквами на первой странице сообщение: «Объединенная Арабская Республика мобилизует 100 000 резервных войск». И ниже, под портретом красивого мужчины, более мелким шрифтом: «Убит Хассан аль-Сабир, помощник министра обороны».

Астролог Кетта жила за гробницей благословенной святой Зейнаб на маленькой улочке старого Каира под названием улица Розового Фонтана. Фонтана давно уже не было. Не было в помине и розового цвета. Хибарки на всех окрестных улицах были серые, обветшавшие и грязные. На пыльных тротуарах сновали прохожие в выцветших галабеях и грязных мелаях, а с шатких балконов свешивались женщины, оживленно болтая с соседками.

Когда Амира прошла под каменной аркой в Старый город, никто не обратил внимания на старую женщину, с ног до головы закутанную в черную мелаю. Она направлялась к Кетте, чтобы поведать ей свой странный сон. Амира надеялась, что прорицательница истолкует его как хорошее предвестие. Каирцы были смущены необычными явлениями – почти каждую ночь скатывались звезды; в засушливом районе на границе с Суданом пролились обильные дожди; над старейшей церковью коптов – египетских христиан – возникло видение Девы Марии. Тысячи каирцев видели ее, и патриархи Церкви сказали, что Святая Дева явилась к своим почитателям, потому что после взятия Иерусалима Израилем они лишены возможности видеть ее. Какая-то унылая затяжная истерия охватила Египет после позорного поражения страны в Шестидневной войне, в которой погибли пятнадцать тысяч египетских солдат и еще тысячи были тяжело ранены. И эта странная необъявленная война спустя шесть лет еще продолжалась. Мир не был объявлен. В зоне Суэцкого канала не прекращались стычки. Продолжались и бомбардировки в Верхнем Египте, а если была бы повреждена Ассуаиская плотина, разлив Нила погубил бы урожай. Даже Каир мог быть затоплен. Египтяне жили в непрестанном страхе и считали, что Бог отвернулся от Египта.

Амира с трудом пробиралась сквозь густую толпу нищих, сирот, вдов и калек, надеявшихся найти исцеление и помощь в мечети святой Зейнаб. После Шестидневной войны египтяне устремились в мечети, потому что имамы объясняли верующим, что поражение Египта вызвано упадком благочестия в стране, а победивших израильтян вдохновляла религия.

Амира в своей черной шелковой мелае, проходя мимо крестьянки в грязной полотняной мелае, сидящей перед грудой золотистого лука, подумала, что раньше, в ее молодости, это покрывало носили только богатые женщины, которые теперь одеваются по европейской моде, а бедные переняли их прежние обычаи.