– Сядь, отдохни, ты плохо выглядишь, – сказал Захария Захре.

«Как удивительно, – подумала Амира, что тайна усыновления Захарии осталась нераскрытой, – за столько лет ни разу не проговорилась Захра, не закралось подозрения у Захарии».

Захра с благодарностью посмотрела на Захарию, который показывал маленькому Абдуле Вахабу, как наносить узоры на яйцо цветным воском.

– Детям будет весело сегодня, – сказала она, – такой чудесный праздник! Когда я была маленькой девочкой, наш лавочник – самый богатый человек в деревне – дарил на этот праздник всем детям сахарных уточек, цыпляток и сладкий миндаль. В семьях побогаче детям дарили новую одежду, и никто не работал в поле. Мальчики пускали ракеты на берегу канала. В нашей деревне были и христиане, и помню, как-то раз они праздновали вместе с нами свою Пасху. – Захра прижала руку к животу и с трудом сдержала стон.

Захария, как всегда, внимательно слушал ее рассказ о деревне.

– А вы когда-нибудь соберетесь навестить свою семью, Захра? – спросил он, украдкой глядя на беременную Тахью. Ее располневшее тело вызвало у него прилив сладкой муки желания. Зрелая женственность, подумал он, еще больше вводит в соблазн, чем девическая прелесть. Он пылает и томится так же, как десять лет назад, около худенькой смуглой юной девочки.

– Нет, молодой хозяин, – ответила Захарии Захра, наливая себе в ковш воды и отпивая из него жадными глотками, – я не поеду в свою деревню.

– Разве вы не скучаете по семье?

Захра подумала про Абду, воплотившегося для нее в Захарии, и мысленно благословила его память.

– Моя семья здесь, – ответила она.

Из сада в кухню вошла Элис, одетая для выхода в город. Она подошла к своему внуку Мухаммеду и протянула ему пасхальную открытку.

– От твоей мамы, дорогой! – сказала она, нежно вытирая своим носовым платком измазанную шоколадом щечку.

Другие дети подбежали полюбоваться на красивую картинку из Америки. Элис улыбнулась и сказала внуку:

– Знаешь, когда я была маленькой девочкой, мы на этот праздник рано утром бежали к пруду, чтобы посмотреть, как танцует на воде солнышко.

– Как это солнышко танцует, бабушка? – удивился Мухаммед.

– От радости, что Христос воскрес… Нефисса быстро перехватила инициативу:

– Пойдем, я переодену тебе рубашечку, Мухаммед, ты ее тоже запачкал шоколадом!

Элис посмотрела на Нефиссу и подумала: «Когда-то мы были подруги, теперь – бабушки-соперницы».

– Я выйду за покупками с Камилией, мама Амира, – сказала Элис.

– Подожди минутку, я хотела с тобой поговорить, дорогая.

Амира усадила Элис в сторонке.

– Ты что-то бледная.

– У меня неважно с желудком. Пройдет.

– Я дам тебе лекарство. Но слушай – я собралась наконец в Мекку. Хочешь поехать вместе со мной?

– Я?!

– Я давно собиралась, а сейчас мне посоветовала Кетта. Поезжай со мной! Я бы очень этого хотела. Я помолюсь у Каабы. В Аравии человек может обдумать и понять свою жизнь, это священное место. Подумай и реши, а я сегодня буду говорить с Ибрахимом.

Аудитория Каирского союза женщин была переполнена; тысяча женщин собралась послушать президента Ливии Муаммара аль-Каддафи, который должен был прочитать лекцию о будущем арабских женщин.

Камилия прошла через толпу без особого труда – ей уступали дорогу. На высоких каблуках, высокая и статная, на спине – облако черных волос, прихваченных одной заколкой, она привлекала завистливые взгляды женщин и похотливые – мужчин. Эти чувства усугублялись тем, что репутация ее за годы выступлений на сцене оставалась безупречной – не только ни одного скандала, но даже ни одного романа не связывалось с ее именем.

Камилия села в первом ряду между председателем «Красного Креста» и женой министра здравоохранения. Теперь, когда президентом был Саадат, Египет снова стал центром искусств арабского мира. Камилия была широко известна, и многие считали, что ее семья гордится ею. Но Камилия знала, что ни один из ее родственников не видел фильмов с ее участием и не бывал на ее концертах. И Амира по-прежнему не хотела встретиться с Дахибой-Фатимой. И Дахиба тоже не желала сделать первый шаг.

Дахибы не было в Каире – она уехала в Ливан, где надеялась издать книгу своих стихов. За последние годы позиции феминизма в арабских странах усилились, и Дахиба считала, что женщины Египта в последней четверти двадцатого века должны добиться равных прав с мужчинами. Камилия думала так же.

К изумлению всех присутствующих, Каддафи не начал свою лекцию обращением к аудитории, а повернулся к ней спиной и большими буквами написал мелом на доске: «Девственность. Менструация. Деторождение». После этого он заявил, что установить равенство женщин и мужчин невозможно, так как это нарушило бы законы анатомии и физиологии, – женщины, подобно коровам, должны вынашивать и выкармливать детей, трудиться рядом с мужчинами им не подобает.

Аудитория разразилась возмущенными криками, но оратор продолжал, как ни в чем не бывало, развивать тему в том же ключе: женщины от природы слабее мужчин и не могут выносить жару, духоту и физические перегрузки на фабриках и заводах. Встал известный журналист и, покрыв громким голосом неистовый шум, задал президенту вопрос: