Поэтому мы решили не возиться с палатками и переночевать в избе. Избушка была небольшая - шесть на четыре метра, может чуть больше - без сеней и вместо фундамента стояла на толстых кряжистых пнях. Печка, занимавшая пол-избы оказалась русской, что довольно странно, ибо как правило в таких строениях для экономии места ставят небольшую "голландку" или "шведку" с варочной плитой.

Пока мы возились с разборкой плота и вытаскивали вещи, разыгралась непогода: порывами дул ветер, небо затянули хмурые облака и начинал моросить противный дождик. Перетаскав мешки с нашей поклажей от разобранного плота в избу, мы сходили в лес за дровами, напилили их, накололи и развели во дворе костер, чтобы приготовить на нем ужин. Так нам привычнее, чем готовить на русской печке. В избушке мы навели порядок, подмели, накрыли стол, затопили печь, просто так, не столько для тепла, сколько для уюта, и зажгли свечи.

–  А не провести ли нам экзотермическую реакцию?
– предложил Лёха.

–  Которая происходит, как известно, с выделением тепла, - поддержал я товарища.

Вы, конечно же, догадались, что речь идет о растворении этилового спирта в воде, с целью приготовить привычный нам сорокаградусный напиток. Для придания ему благородного вкуса в походных условиях используются ягоды черники, брусники или можжевельника, ветки багульника, а также любой другой подручный, точнее подножный продукт. Если кому интересны более подробные рецепты, могу скинуть по электронной почте.

–  Хрен с вами, так уж и быть!

Командор развязал свой личный резиновый мешок и достал оттуда пузатую увесистую флягу. Запасы спирта находились под непосредственным контролем командора. Спирт в тайге - это и валюта при расчете с местным населением за оказанные услуги, это и лекарственное средство, и средство снять стресс и напряжение после трудного ходового дня. Сегодняшний день оказался весьма не из легких.

–  У кого есть пустая тара?
– спросил командор.

Тары ни у кого не оказалось. Зато в избе нашлась наполовину пустая глиняная баклажка подходящего объема. Мы вылили из нее какую-то подозрительную жидкость, что-то вроде дихлорэтана или табуреточного самогона, отмыли и использовали для приготовления бруснично-можжевелового горячительного напитка.

Грубо сколоченный свежевыструганный стол источал сказочный запах древесины, в печке весело потрескивали дрова, две свечи в пустых консервных банках ярко освещали комнату. Гречневая каша с тушенкой - отменный ужин, сухари с луком и чесноком - мировой закусон. Мы выпили за прохождение Пасти Дракона. Пусть и с оверкилем в конце, но порог все-таки нами покорен и без единого, как говорится, трупа. Выпили за спасение Катьки и за спасение плота, хоть и пришлось разобрать его по бревнышку. Ничего, завтра свяжем заново и поплывем дальше обивать пороги. Выпили за погоду, за тех, кто в море, на вахте и на гауптвахте, за прекрасных дам, стоя, с локтя и не закусывая…

Лично меня слегка повело. Спирту, вроде, было немного, баклажка вмещала никак не более пол-литра, да еще разведенного пятьдесят на пятьдесят. А на пятерых - это всего-то по каких-нибудь сто грамм. И никто не задавался вопросом, почему же содержимое баклажки никак не заканчивается. Девчонки тоже раскраснелись и повеселели, пытались устроить танцы под плеер.

–  А что? Если двоим танцующим по одному наушнику в ухо, можно слушать музыку и танцевать.

–  Ага, а остальные будут смотреть на них как на идиотов!

–  И как делать вращения, поддержки и прочие тодосы?
– попытался пошутить я.

Но идея с танцами уже не обсуждалась. Катька стояла с метлой в руках и внимательно ее разглядывала, вся компания что-то шумно обсуждала.

–  Ты чего, пол собралась подметать?
– удивился я, поднимая свою мор… э, то есть, как бы помягче выразиться, свое лицо от пустой миски.

В нашей избушке явно не хватало доброго тазика оливье.

–  Дай мне попробовать!
– командор пытался ухватить черенок.

–  Отвали! Вон там, за печкой, еще одна такая стоит!

–  Тут же кнопки, они под сучки закамуфлированы! Это же джойстик!

Когда я в очередной раз сумел оторваться от миски, Катька сидела верхом на метле, вися в воздухе безо всякой опоры, и упиралась головой в потолок.

–  Ты чего, на своей косе повесилась?
– я снова попытался сострить, но на меня никто не обращал никакого внимания.

Командор оседлал вторую метлу, делал какие-то манипуляции с черенком, но все равно был прикован к полу законом всемирного тяготения. Ленка старалась отнять у него метлу, аргументируя, что они, метлы, слушаются только женщин. Лёха дергал за прутики Катькину метлу, нетерпеливо намекая, что он - следующий.

–  Ребята, пошли на улицу, - кричала Ленка, продолжая вырывать черенок из рук командора.
– Тут тесно и душно! А там и полетаем!

"Ну, вот и "белочка", - подумал я.
– Вроде и не алкаш, да и вообще почти не пьющий, а поди ж ты!"

В избе стало тихо. Я тоже оторвал свое не очень послушное тело от лавки и вышел на свежий воздух, едва не рухнув с крыльца. Дождь кончился, светила луна. Воздух был тих и недвижим, пахло влажной хвоей. А над верхушками деревьев кружили на метлах Катька и Ленка. Командор, задрав голову вверх, носился по поляне, размахивал руками и заплетающимся языком долдонил: