Шрифт:
«Я иду с тобой». Аэрон решительно пошел с ним рядом.
Люциен пошел следом.
Мэддокс рванул с места. Если Эшлин сбежала, привела Ловцов в их твердыню, воины потребуют ее голову.
Он не был уверен, что сможет отдать ее им, несмотря на ее преступления. По правде говоря, каждая частичка его тела вопила о необходимости защитить ее. Я? Защитник? Его кровь закипала от этого, бурлила.
Когда – если – придет время, будет ли он в состоянии совершить необходимое? Мэддокс не знал ответа. Ему хотелось думать, что будет, но…
Они завернули за угол, и их шаги совпадали в гулком барабанном бое. Трам. Трам, трам, трам. Угловым зрением, он увидел Аэрона, взмахнувшего руками по бокам. Два маленьких лезвия скользнули в его кисти. Мужчина не потерялся в своем демоне во время их битвы, осознал Мэддокс. Иначе, Мэддокс был бы сейчас в лохмотьях, его кожа была бы лишь воспоминанием.
Он испытал приступ вины. Неужто Аэрон бился с ним только чтоб помочь ему?
«Никто не коснется девушки», сказал он с нарастающим чувством вины. Он должен был бы быть более предан своим друзьям. «Независимо от того что мы узнаем, она – моя. Ясно? Я сам с ней разберусь».
Тяжелая пауза повисла, пока каждый взвешивал свой ответ.
«Хорошо», вздохнул Люциен.
Аэрон по-прежнему молчал.
«Это моя комната. Я могу войти один и оставить вас здесь…»
«Хорошо», наконец-то огрызнулся Аэрон. «Она твоя. Надеюсь, ты сделаешь то, что должен. Ловцы, однако, будут уничтожены, едва покажутся».
«Согласен». С обоими утверждениями.
«Что она сделала, чтоб заполучить такую преданность с твоей стороны?» Спросил Люциен, в его тоне скорее была искреннее любопытство, чем скрытое отвращение.
Ответа у Мэддокса не было. Он даже не хотел думать над ним. Однако, он заслуживал отвращения и не мог этого отрицать.
«Я полагаю, наш друг позабыл, что секс это всего лишь секс». Аэрон крутанул одним из ножей в угрожающем взмахе. «Кто его предлагает, не имеет значения. Эта женщина ничем не примечательна. Как и все они».
Неожиданно пойманный в очередную мрачную паутину злобы, что затмила все намеки вины, Мэддокс сделал Аэрону подножку и прыгнул на него, прежде чем мужчина упал на землю. Он воспользовался удивлением воина, выхватив один из его ножей и приставив кончиком к Аэронову горлу.
Но, сообразив, что происходит по середине своего падения, Аэрон нацелил другое лезвие в шею Мэддокса в то же время. Мэддокс почувствовал, как лезвие впивается в кожу, режа сухожилие, но не отпрянул.
«Хочешь подохнуть?»
Неустрашимый, Аэрон изогнул черную бровь с пирсингом. «А ты?»
«Отпусти его Мэддокс», произнес Люциен, будучи спокоен как сердцевина бури.
Он подтолкнул оружие глубже, взглядом не отпуская Аэрона. Огонь шипел и хрустел между ними. «Не смей так говорить про нее».
«Я буду говорить, как мне нравиться».
Он грозно нахмурился. Мне нравиться этот человек. Я восхищаюсь ним. Он убивал за меня, а я за него. Все же он знал, глубоко в душе, что если об Эшлин будут упоминать в такой унизительной манере, он нападет. Неважно кто это будет. Ничто не имело значение кроме нее. Он ненавидел этот факт. Он не понимал его, но был беспомощен пред ним.
«По какой-то причине», сказал Люциен, «эта девчонка спусковой курок. Скажи ему, что не будешь больше болтать о ней, Аэрон».
«Почему это я должен?» был ворчливый ответ. «Насколько мне известно, я имею право озвучивать свое мнение».
Глубокий вдох, глубокий выдох. Это не помогло. Мэддокс чувствовал, как приготавливается к новому нападению. Проклятье! Мне надо взять себя в руки! Так я выгляжу неимоверно глупо и постыдно. У него еще не бывало меньшего влияния на свои собственные поступки.
«Аэрон, тебе должно было бы надоесть вычищать кровь с полов», проговорил Люциен. «Подумай, сколько ее будет, если Ловцы уже сейчас пытаются вторгнуться в наш дом, а мы не пытаемся остановить их. Скажи ему».
Аэрон колебался лишь миг прежде, чем убрать нож от Мэддоксовой шеи.
«Хорошо», буркнул он. «Никаких разговоров о девчонке. Счастлив теперь?»
Да. Мэддокс мгновенно расслабился и поднялся на ноги. Он даже подал свободную руку, чтоб помочь Аэрону встать, но тот оттолкнул его в сторону и встал самостоятельно. Парис как-то нарек Мэддокса «Качели настроения»; он пошутил тогда, но Мэддокс начинал верить, что в его словах была правда.
«Я не скажу этого, но ты знаешь, о чем я думаю, правда?» сухо поинтересовался Аэрон.