От этого она чувствовала себя еще хуже. Тогда он предложил ей урезать дозы наполовину. Она просто сидела, машинально лаская маленькую собачку Рэли. Но не думая о самой Рэли. На самом деле не думая ни о чем. И не спала по ночам, и ничего не ела. «Я не могу так дальше, – сказала она себе, – я должна попытаться что-то сделать».

На следующее утро она заставила себя встать, принять душ и одеться. Она даже сделала легкий макияж. Это стоило ужасающих усилий, словно она толкала валун на крутой холм, и она тяжело дышала, когда закончила. Призвав все свои силы, заставила себя съесть настоящий завтрак. Яичницу-болтунью, бекон, тосты. Стакан апельсинового сока. Не помогло. Более того, ее стало тошнить.

Все, что ей оставалось, – сидеть с Фриски и целый день смотреть телевизор. Иногда она так ослабевала, что чувствовала, как у нее слипаются веки, и засыпала – иногда всего на несколько минут. Но хуже всего было то, что ей снова стали видеться ее сны с водой. Не в связи с Рэли. Когда она была маленькой девочкой, за их домом было озеро, всегда темное и пугающее, но в то же самое время и влекущее – вот оно ей и снилось. В четыре часа дня она начинала пить. Это помогало, потому что сглаживало все, и она не должна была заставлять себя думать. Да и в любом случае ей это было не под силу, потому что все ее мысли оказывались всего лишь клочками чего-то, не имеющего никакого смысла.

У них есть масса дел, которыми следует заняться, не раз повторял ей Пол. «Мне нужна твоя подпись, Бет Кэрол. Ты должна собраться и взять себя в руки».

– Ах, Пол, – говорила она, – я еще не готова. Очень сожалею. Может быть, завтра, ладно?

– Ты что-нибудь ешь? – спрашивал он.

– Конечно, я ем, – отвечала она.

– Ты должна начать есть, Бет Кэрол, – говорил он.

– Я знаю, – отвечала она.

Когда пройдет какое-то время, ей станет лучше, говорила она себе. Время – вот что может помочь. Но прошло больше трех месяцев, а ей становилось еще хуже. Фриски тоже чахнул. Его глаза и шерсть стали тусклыми.

Она часами расчесывала его, глядя телевизор. Кулинарные шоу, которые ей всегда нравились. Игровые шоу. «Мыльные оперы» передавались по всем каналам с двенадцати до трех часов дня. На экране двигались какие-то фигурки, но интриги были такими запутанными, что она была не в состоянии следить за ними.

Пол большую часть времени проводил вне дома, занимаясь послесъемочными делами с картиной, которая должна была принести целое состояние, потому что была последней картиной Рэли. Единственный человек, с которым она виделась, был Бобби, который приходил каждую неделю, чтобы сделать ей прическу, хотя она и просила его не затруднять себя. Но он приходил и нашептывал ей на ухо разные сплетни, которые она даже не слушала, а к тому времени, когда он завершал свое дело, ее нервы уже словно протыкали кожу, и она чувствовала себя настолько опустошенной, что ей только хотелось кричать и кричать.

Все время звонили. Ее приятельницы. Ферн. Даже Диана Кендалл, которая все еще была в городе и спрашивала, не хочет ли Бет, чтобы ока к ней заскочила. Бет думала что, может быть, Диана действительно лучше других поймет ее, ведь она потеряла всю семью. Но в конце концов решила, что не должна заботиться о том, поймет ли кто-нибудь, что она испытывает. Кроме того, эта Диана Кендалл выглядела как человек, который вечно скулит, а последнее, чего бы желала Бет, это выслушивать человека, который ноет и жалеет себя. В конце концов, с нее хватит ее собственных проблем.

Она перестала подходить к телефону.

Однажды он звонил и звонил. Пятнадцать звонков, двадцать. Потом телефон умолк, но спустя некоторое время зазвонил снова.

Рассерженная, она схватила трубку, намереваясь разбить ее о стену.

– Хэлло, – сказала она наконец.

– Бет Кэрол? Это Роджер Хортон. Она ждала, тяжело дыша в трубку.

– Я тут раздумывал, как вы гам, – сказал он. – Мы все переживаем. Битси говорит, что не могла дозвониться до вас, никто не отвечал.

Ее сердце отчаянно забилось. Уж не сердечный ли приступ?

– Бет Кэрол! – переспросил он, на этот раз обеспокоенным тоном.

– Да.

– Я могу что-нибудь сделать для вас?

– Пожалуй, нет, Роджер, – ответила она. – Я хочу сказать, что… я не могу ни на чем сконцентрироваться. Хотя я думаю, что это естественно. Я хочу сказать, что, может быть, природа меня таким образом охраняет. Понимаете, если я не могу думать ни о чем, то я не могу думать и об этом. Я имею в виду о том, что произошло.

– Может быть, если вы повидаетесь с кем-нибудь, – сказал он, – может быть, если вы…

– О, я вижусь кое с кем, – ответила она со слабой улыбкой. – Он один из лучших врачей в Беверли Хиллз.

– И что он говорит? – спросил Роджер.

– Видите ли, Роджер, я не понимаю, что он говорит, – пробормотала Бет, нахмурясь. – Я хочу сказать, что мне трудно сосредоточиться, я уже вам говорила. Наверное, нужно, чтобы прошло время. Так всегда бывает. Что-то в этом роде. В то же время я хочу постараться быть сильной.

– Что ж, мы все беспокоимся… – начал он.

– Это очень мило, что вы лично позвонили, Роджер, – сказала она. – Я хочу сказать, что знаю, как вы заняты с газетой, и все такое. Поэтому я признательна, что вы нашли для этого время. В самом деле. И передайте Битси, что я люблю ее, ладно? И скажите ей, что я надеюсь, что скоро снова смогу видеться с нею. Правда.