Шрифт:
— А вы всегда все ему докладываете?
— Ну да. А вы?
— Я женщина, имею право на секреты.
— Да. Ну-с, вы в Астафию?
— Да, как только мне сменят лошадей. Этот город я не люблю, у меня о нем неприятные воспоминания. А вы?
— Я тоже, но не сейчас. Мне нужно закончить несколько дел и поговорить с глазу на глаз с одним проходимцем по имени Брант.
— Брант? Хм. Что же это за проходимец?
— Да вот, видите ли, отменный негодяй, отменный. Я пришел — всего лишь — поговорить с одним студентом, который занимается подрывной деятельностью.
— Просто поговорить?
— Представьте себе.
— Как это гуманно с вашей стороны, Хок!
— Да, я не чужд проявлений гуманности.
— Ну-ну?
— Так вот, пришел я поговорить, а тут этот Брант сидит. Заметьте, мне до Бранта в этот момент нет никакого дела.
— Совсем нет?
— Нет. Совершенно. Я его не знаю и никогда раньше не видел.
— Бывает же.
— Да, действительно. Так вот, только я открываю, даже не открываю, а слегка приоткрываю рот…
— Чтобы обратиться к студенту?
— Именно. С предельной вежливостью, заметьте.
— Да, я заметила.
— Как вдруг, представьте, этот Брант, этот сопляк, к которому у меня нет дела, опрокидывает на меня стол!
— Вы шутите!
— Нисколько, уверяю вас! Я падаю и опешиваю. То есть, лежу опешенный. Как правильно?
— Не знаю, но продолжайте.
— Лежу опешивший, а тем временем этот наглый Брант, этот щенок, этот беспутный негодяй, кричит моему студенту, чтобы тот убегал!
— Какая дикость!
— Да, именно так я тогда и подумал. Мои стражники, а у меня их с собой было целых два…
— Ах, так с вами все же были стражники?
— Милейшие люди, уверяю вас. Не то, чтобы там мухи или таракана, развратного студента не обидят.
— Да, любопытно.
— Мои стражники, вместо того, чтобы ловить студента, ловят этого Бранта!
— Глупо.
— Глупо, но ведь это Брант их запутал, это он виноват!
— Действительно, я не сообразила. Вы правы. Продолжайте.
— Так вот, кидаются они на него, а он выхватывает клинок, сражается, проявляя доблесть, и укладывает обоих.
— А что делаете в это время вы?
— А я лежу под столом.
— Делая попытки подняться, я надеюсь?
— Да, неимоверные, превозмогая адскую боль. У меня такой рубец на бедре от этого стола. Хотите покажу?
— Нет. Но продолжайте.
— Он их уложил, я встаю и хочу преподнести ему урок вежливости. Сопляку. Мальчишке. Проходимцу.
— Как благородно с вашей стороны!
— Да. А он — убегает!
— Какая неблагодарность! Какое неуважение к старшим.
— Через окно. Еще и окно разбил.
— Надо его выпороть.
— Вот поэтому-то я и остаюсь. Я не могу так это оставить. Найду и выпорю. И только после этого прибуду пред очи Фалкона, который меня заждался.
— Я совершенно с вами согласна, Хок. Мальчишку необходимо выпороть. Сколько ему лет?
— Лет двадцать пять, двадцать шесть.
— Не такой уж мальчишка.
— Да. Но ведет себя беспутно и развязно. Вообще молодежь нынче пошла — все им должны. Наглецы.
— Ох, не говорите, Хок. Такие все обманщики и звери!
— Да. Ну, что ж, до свидания, прекрасная Рита! Почти двадцать лет знаю я вас, а вы все такая же.
— Не льстите мне, Хок, я ведь и влюбиться в вас могу, и вам тогда не сдобровать.
— Да? Ну тогда не надо. Ну, до свидания.
— До свидания.
Перед самым трактиром Брант расправил на себе одежду, вытер пот со лба, кое-как разгладил волосы, поправил перевязь, и вошел внутрь как ни в чем не бывало. Пройдя к себе наверх и тщательно заперев дверь, он вынул из ножен меч и обтер клинок простыней. Внимательно исследовав себя в зеркале (во всех жилых помещениях были зеркала), он обнаружил всего лишь несколько мелких царапин и синяков. Ничего страшного. Правда, левое колено и бедро болели от удара об раму.
Трусом он себя никогда не считал. Что-то было в том жилистом, с приплюснутым носом и слегка оттопыренным ухом, человеке, что-то мистическое, против чего нельзя сражаться. Невозможно. Что?
Хорошо бы было убраться из города прямо сейчас, или, еще лучше, как только наступят сумерки. Но у Нико были те самые четыре или пять золотых, и Брант не рассчитывал увидеть своего спутника раньше полуночи.
Нико явился только к пяти утра, пьяный вдрызг, в рваной одежде, с синяком под глазом, глупо улыбающийся.