— Не опрокинь стол, — сказал Брант, раздумывая. В конце концов, никто ни к чему меня не принуждает, подумал он. Захочу — уйду.

Он вошел в кабинет.

Рита зажгла несколько свечей.

— Сядьте, — сказала она, указывая на кресло.

Халат, подумал Брант. Чего это она? Засмущалась. Он сел.

— Позвольте задать вам несколько необычных вопросов, — сказала Рита.

— Задавайте.

А он суровый, подумала Рита. Сухой и суровый. Это правильно, так оно и должно быть.

Сердце ее билось часто. Даже у очень испорченных и циничных женщин есть сердце.

— Вы никогда не жили в Артании?

На мгновение лицо Бранта выразило не удивление, но растерянность, показав Рите, что ее подозрение оправдывается.

— Нет, — ответил Брант спокойным голосом. — Точно — нет. По свету я много шлялся, но в Артанию не заезжал.

— Не лгите, — сказала Рита.

Снова растерянность. Чего хочет от меня эта баба?

— С чего вы взяли, что я лгу?

— Потому что я вас знаю. А вы меня нет. У вас шрам на правом плече, сзади, сразу под лопаткой.

Так, подумал Брант. Откуда она меня знает? Ну, в Колонии Бронти она могла быть проездом (если бы жила, я бы ее запомнил, такие лица не забываются), видела меня загорающим или купающимся в реке. Но — Артания? Кто здесь вообще может знать про Артанию? Это так давно было, я сам ничего не помню.

— Кто вы такая? — спросил он напрямик.

— Это не имеет значения. Шрам есть, не так ли?

— Есть, — сказал Брант мрачно.

— Очень хорошо. Так. Что же дальше? Что-то было дальше. — Рита собиралась с мыслями. — Ах, да. В данный момент ваша жизнь в опасности. Я сейчас отлучусь часа на два. Никуда не выходите из дома и не выпускайте вашего друга. Слышите? Из дома ни ногой.

— Ну вот еще! Зачем?

— Позже я вам все объясню. Идите к своему другу. Если хотите, к вам придут девушки, здесь есть хороший публичный дом неподалеку. Прислать?

— Нет, — сказал Брант. — В публичный дом я и сам могу пойти, зачем же вам трудиться.

— А друг ваш?

— Обойдется.

Рита вдруг наморщила нос и нервно рассмеялась. Брант улыбнулся.

— Ладно, — сказала Рита. — Идите к Нико. Я воспользуюсь черным ходом. Никому не открывайте. Слышите? Это очень серьезно. Никому.

— Хорошо, — сказал Брант. — Но могу я по крайней мере знать, что происходит?

— Узнаете через два часа.

Брант вышел в гостиную. Рита быстро переоделась и выбежала через черный ход.

В гостиной основательно уже пьяный Нико буянил в одиночку, кидая столовые ножи в чей-то портрет на стене (густая темпера, покрытая матовым лаком) и промахиваясь. Ножи не втыкались в стену, но стукались плашмя и падали на пол. Очевидно, квалификация все еще не восстановилась.

Брант сел в кресло и отломил себе кусок паштета. Было очень вкусно. Он залил паштет вином, поставил кубок на стол, и замер.

Все очень просто. Тот жилистый с приплюснутым носом, в Кронине, слышал его имя. Эта баба была либо его подружкой, либо просто шпионкой. Жилистый ей все рассказал. Возможно, жилистый произвел расследование — а он явно был шпион, и явно профессионал — и знал о Бранте больше, чем кто-либо. И рассказал этой дуре. Теперь она идет к жилистому. Приведет его сюда, возможно не одного. И его, Бранта, тут преспокойно ухлопают вместе с Нико. Не будь Нико рядом, он бы спрятался где-нибудь и посмотрел бы, чего будет. Но Нико был рядом.

Брант поспешно встал и подошел к окну. Пустая улица. Пока что пустая.

— Нико, — сказал он. — Сейчас мы отсюда уйдем, быстро и тихо. Завтра мы уедем на юг, к морю. Ты любишь море, Нико? Я — очень. Мы сменим имена. Ты больше не Нико, а я больше не Брант.

— Потрясающе, — сказал Нико, которому эта идея очень понравилась. Он встал, едва не опрокинув стол, подошел к Бранту, чтобы его обнять и поздравить, и упал. Брант поднял его и повел, шатающегося, к двери.

— Уй, — сказал Нико. — Я, кажется, изрядно пьян. Подожди.

Он отцепился от Бранта, выпрямился, глубоко вдохнул, и ударил себя с размаху кулаком в грудную клетку.

— Все, я трезвый, — сказал он.

— Идиот, — сказал Брант.

Он взял руку Нико и положил ее себе на плечо. Он не стал вытаскивать меч, поскольку меч от стрел не спасает. Они спустились по темной лестнице, вышли на улицу, и двинулись прочь от центра. В таверне остались принадлежности, уголь, холсты, эскизы, одежда — и черт с ним.

Все деньги были у Бранта с собой. Через три часа на противной и грязной окраине Брант отыскал противную и грязную таверну. Он нанял комнату и оставил Нико отсыпаться. Сам он решил побродить по улицам. Последний раз в столице. Проверив карманы, он обнаружил в одном из них клочок бумаги. Улица Весенних Роз. А? Ах да, женщина по имени Аврора всегда бывает дома по утрам, с семи до полудня. Может, не дразнить гусей и не идти? Но ведь он не сказал ей нет. А это почти равносильно обещанию придти. В приличном обществе.

А на юге, в гавани, стоят небось красивые суда, и старые злобные капитаны кричат страшными романтическими голосами — «Отдать швартовы! Лево руля, сука безмозглая, лево руля! Не напорись на риф, блядь!» — а в кабаках развратные красотки пьют пунш, или чего они там на юге пьют, и жеманно держат двумя пальцами жирные атасы, откусывая по малу и сразу проводя языком по передним зубам, чтобы на них ничего не оставалось. А по утрам ласковый бриз гладит пальмовые ветви. И пахнет тиной, йодом, водорослями, и вообще морем и прибоем. И можно выстроить живописную виллу на какой-нибудь совершенно безумной скале, о которую разбивается штормовая волна, и брызги оседают на перилах веранды, а веранду нужно так распланировать, чтобы ветер был не страшен — сидишь себе, пьешь неторопливо что-нибудь изящное, а кругом молнии, буря, а у тебя свеча на столе — и огонек даже не дрожит. Как бы это распланировать? Основание надо делать из камня, это понятно. Но, наверное, нужно поставить несколько двигающихся створок под разными углами, чтобы ветер в этом лабиринте терялся и немел. А от дома вниз к прибою и песку нужно будет выложить мраморную лесенку, петляющую.