Следующий зал был закрыт. У высоченных двойных дверей с табличкой «Оформление экспозиции» дремала на стуле старушка-смотрительница. Рядом стоял милицейский сержант. Ларисика он пропустил, а маму не хотел. Ее не было в списке сотрудников.

– Это гостья музея, известная меценатка Демидова! – возмутилась Ларисик.

– Гостей вы можете к себе домой водить, а не на работу, – заявил в ответ сержант. Он потрясал свернутым в рулон списком, как дубинкой.

– Водют в музей кого ни попадя, а потом картины пропадают! – вредным голосом добавила смотрительница.

Ларисик с оскорбленным лицом кинулась к ней. Смотрительница шарахнулась, как будто думала, что кандидат искусствоведения ее ударит. Но Ларисику нужна была не эта вредина, а висевший на стене телефон. Она сорвала трубку, набрала внутренний номер из трех цифр и стала кому-то жаловаться.

Этот кто-то велел ей передать трубку сержанту. Милиционер его выслушал и заявил, что кто-то ему не начальник. Тогда кто-то разозлился и подозвал к своей трубке еще кого-то. Сержант признал, что новый кто-то ему начальник. Но непрямой. Так что пускай ему, сержанту, либо позвонит прямой начальник, либо дадут письменный приказ пропустить гражданку в охраняемый зал.

Словом, нашла коса на камень.

Вредная старушонка рассудила, что «известная меценатка Демидова» не такая уж важная птица, раз ее не пропускают. Ни к кому специально не обращаясь, она стала обсуждать мамин внешний вид:

– Вся в брильянтах, а небось прется без билета, пятерку экономит! – говорила она. И тут же, укорив маму богатством, укоряла ее бедностью: – А стекляшек-то понавесила! Почем за килограмм покупала?

У мамы раздувались ноздри. Блинков-младший подумал, что уж теперь-то она покажет свое удостоверение подполковника контрразведки. Лично он давно бы уже достал не удостоверение, а пистолет и бабахнул в потолок. Но мама сдерживалась. Ей было рано раскрывать себя.

В конце концов после очередного звонка Ларисика откуда-то примчался разъяренный человек в штатском.

– Я полковник милиции Агеев, – зашипел он сержанту, размахивая у него перед носом красной книжечкой. – Службу в базар превращаешь?! Троих старших офицеров отвлек от работы! Допиши фамилию гражданки в список и пропусти.

– У меня приказа такого нету, – завел старую песню сержант.

– А у меня приказ министра найти картины. Из-за твоего дурацкого рвения меня отвлекли на двадцать минут. Если отвлекут еще раз, посажу тебя под арест, – спокойным голосом объяснил ситуацию Агеев.

Он отобрал у сержанта список и, не спросив у мамы фамилию, размашисто написал: «М. Е. Демидова».- И мальчика впишите, – подсказал упрямый сержант.

…«с мальчиком (один чел.)», – добавил полковник и расписался.

– Вопрос решен? – спросил он у сержанта. Тот сморщился и молча кивнул.

– Вот они, богатеи! Всю милицию скупили! – прокомментировала это событие вредная смотрительница.

Не обращая на нее внимания, Ларисик и «М. Е. Демидова с мальчиком (один чел.)» прошествовали в зал.

Старинная музейная дверь закрылась за ними.

Выставка еще не была оформлена до конца. Кое-где на стенах висели только наклеенные бумажки с названиями картин, кое-где картины без названий. Посреди зала стояла перепачканная побелкой стремянка. Видимо, именно ею и оборвал провода сигнализации растяпа монтер.

– А вон проводки, – сказала маме Ларисик. Она указывала в угол, где сходились стены и

потолок. Скрутки на проводах, обмотанные синей изоляцией, сразу бросались в глаза.

– Гога, подтащи мне лестницу, – скомандовала мама, – а то я испачкаться боюсь.

Стремянка была старая-престарая, деревянная: две лестницы, соединенные в букву «А». Блинков-младший не знал, как к ней подступиться. С какой стороны ни возьмешь, неудобно. В конце концов он встал между ножками буквы «А», взялся левой рукой за перекладину левой лестницы, правой – за перекладину правой, приподнял…

Верх стремянки перевесил, и она пошла, пошла валиться прямо на Ларисика! А та, вместо того чтобы отскочить, закрыла лицо руками. Хорошо, что мама успела подбежать к Блинкову-младшему и помочь. Вдвоем они легко подтащили стремянку к нужному углу.

– Наверное, вот так он и оборвал проводки, – переводя дух, заметила Ларисик.

– Наверное, – согласилась мама. – А откуда стало известно, что их оборвал монтер?

– А кто еще? – изумилась Ларисик. – Приходил монтер, возился здесь и, кстати, с ужасным грохотом уронил эту самую стремянку. Я вела экскурсию в соседнем зале. Прибегаю, а тут уже Клавдия Ивановна, смотрительница. Вы ее видели, бдительная старушонка: «Ходют всякие, а потом картины пропадают», – передразнила вредную смотрительницу Ларисик. – Она мне и наябедничала, только не сразу, а на следующий день. Я спрашиваю: «Что же вы раньше молчали?» А она: «Мне за это не плотют»… Директору я все рассказала, но мы даже не стали жаловаться на этого монтера. Ясно же, что он случайно перепутал проводки.