Элевтера. Лужайки, клумбы, цветы. И гордость!

– Я сворачиваю здесь на Мертл, ребята. Вы не сказали мне, куда едете.

Билл решился. Он не мог объяснить, что и как подтолкнуло его к этому решению. Просто неожиданно его осенило…

– Я выхожу здесь. Недалеко отсюда живет мой дружок.

– Давай поедем до Мертла, – сказал Том. – Оттуда мы доедем на попутке до дома. Поехали, Билл. Уже поздно. Я хочу домой.

Но Билл вылез из кабины, за ним – Том. Когда грузовик скрылся из вида, Билл пошел в противоположном направлении, к Элевтере. Он медленно тащился по дороге в кромешной темноте, одолеваемый различными мыслями, сомнениями. Что-то произошло сегодня утром между Патриком и мистером Лютером. Интересно, была ли какая-нибудь взаимосвязь между перевернутым грузовиком с бананами и этим инцидентом. Патрик-то был добродушный, безобидный простофиля, и наверняка, в этой ссоре был повинен Лютер. Но как бы то ни было, не его это дело!

– Какого черта! Куда мы идем, Билл? – ныл Том. – Я устал.

– А тебя кто-нибудь просил? Что ты за мной увязался? Тогда иди и помалкивай!

Ночь была тихая и теплая. Казалось, Коувтаун с его беспорядками где-то далеко, совсем в другом мире. Билл споткнулся о камень, потревожив безмолвие ночи. Вдоль дороги тянулся сетчатый забор, через который он мог различить очертания дремлющего скота. В воздухе пахло ванилью и сеном. Билл остановился, перевел дыхание; продолжил свой путь. За ним плелся Том. Билл не знал, зачем он приехал сюда, почему он идет к Фрэнсису.

Еще один поворот – и перед ним раскинулась Элевтера. Справа от него на небольшом возвышении стоял дом. Луна осветила на мгновение белые колонны. Однажды он был здесь с Патриком и пил лимонад на этой террасе. Он вспомнил хозяйку дома: она была одета в платье с кружевным воротником. Была очень вежливая, но он возненавидел ее. Так он стоял и вспоминал.

Вдруг подул ветер, зашумело море, «заволновались» деревья. В свете луны он видел, как вдалеке разбилась волна об утес. Красивее этого он не видел ничего в своей жизни: море, ветер, благоухание и тишина! Красота, способная причинить боль и разозлить. Ты зол на самого себя, что чувствуешь и воспринимаешь эту красоту!…

И опять небо заволокли серебристые облака. Будет шторм, – подумал Билл. В доме был погашен свет, только внизу светилось одно окно. Ублюдки, ложатся спать! Он смотрел на это окно. Потом он медленно двинулся по тропе. Он не знал, что его привело сюда и что он здесь хотел. Единственное желание его, было – посмотреть. Он пробрался сквозь живую изгородь гибискуса, поближе к дому.

Залаяла собака, за ней – другая. По их тявканью можно было догадаться, что это – глупые, маленькие щенки.

– Тихо! – послышался мужской голос. Вокруг стояла такая тишина, что ветер доносил любые звуки.

Билл ждал. В окне он увидел женский силуэт. Он не мог узнать, кто это – слишком далеко. В каком-то длинном светлом одеянии, воздушная, подобная белоснежному цветку… она была недосягаема для него. Красивая, ее холят и лелеют… – Билл вспомнил драгоценности в бархатных коробочках в магазине Да Куньи. Он чувствовал тонкий аромат ее духов. Чуткое восприятие и образное мышление донесли запах керосина в зажженой лампе, стоящей на клеенке в покосившейся хижине. А эта женщина… о чем она думает и что чувствует? Любит ли она свое жилище?

Он еще долго стоял и смотрел, прислонившись к дереву, на это окошко. Женщина уже ушла. Билл засунул руки в карманы, в одном из них – бычок сигареты, остался после «нелегального» курения в гараже. А еще у него целый пакетик спичек! Он вынимал их, бережно переворачивал в руке. У него появилась странная, дикая мысль, он отгонял ее, но она снова и снова возвращалась. Его охватило возбуждение, как тогда в Коувтауне, когда он бежал, сопровождаемый воем сирен и звоном разбитого стекла. И опять ноги несли его куда-то; сильное волнение, дикое, веселое, злое. А почему бы и нет? Почему? К черту все! Почему бы и нет?! Он беззвучно смеялся. Ему было весело до глубины души. Стараясь держаться подальше от дорожки, на которую падал свет из окна спальной, он тихо подкрался к дому. Здесь – он не мог ошибиться – пахло свежей краской. Внизу было приоткрыто окно, под ним прямо на траве валялись тряпки, о которые вытирали руки маляры. Он подобрал и понюхал их. Да, запах скипидара и краски.

Все так легко и просто! Великие, гениальные поступки до невероятности просты! Швырнуть в окно тряпки, рядом с развевающимися шторами, чиркнуть спичкой и… все дела!

Завороженный, напуганный Том внимательно следил за Биллом.

– Что ты делаешь, Билл? Для чего ты все это делаешь?

– Потому что я так хочу, дурак! И если ты, – угрожающе прошептал Билл, – когда-нибудь пикнешь кому-нибудь об этом, я скажу, что мы вместе решили сделать это. И ты будешь…

– Билл, Билл, положись на меня! За кого ты меня принимаешь! Клянусь, что никогда…

Огонь побежал по шторе. Жаль, что нельзя остаться посмотреть! Они что есть сил бежали к шоссе. Если пробежать три или четыре мили по побережью, там, у перекрестка на Мурхед можно сесть на попутку. Если кто-нибудь и спросит, достаточно правдоподобным будет объяснение, что они были в Мурхеде. И никаких проблем! Последнее, что они слышали, когда добежали до шоссе – визг, громкий лай собак.

– Маленькие никчемные существа, китайские мопсы, – сказал Ричард. – Хоть бы они замолчали! – он остановился, ожидая, что скажет Тереза.