Даже не оглянувшись на свою машину, таксист помчался к Марбл Арк. Тедди подхватила бумажный пакет с рубашками, взяла Максима за руку, и они побежали вдогонку за дружелюбным таксистом к станции метрополитена у Марбл Арк.

Говорливый таксист скрылся в толпе, валом валившей в подземелье, когда к станции подоспели Тедди с Максимом. Они сбежали вниз по ступенькам. Платформа была забита публикой, преимущественно женщинами с детьми, ходившими за покупками по магазинам, гулявшими субботним утром. Мужчин было совсем мало. Большинство мужского населения Англии служило в вооруженных силах: в армии, на флоте, в авиации.

Пыхтя и отдуваясь, Тедди с Максимом остановились на нижнем пролете лестницы. Им повезло – они нашли место и примостились на ступеньке в углу, тесно прижавшись друг к другу, чтобы хватило места кому-нибудь еще.

Взвинченные переделкой, в которой только что побывали, они долго сидели молча, успокаиваясь и приводя в порядок мысли.

– Не бойся, Максим, здесь мы в безопасности, – заговорила наконец Тедди.

– Я никогда не боюсь, когда с тобой, Тедди, – отозвался Максим и достал из кармана носовой платок. Он поплевал на него и принялся влажной тканью тереть колено.

Нагнувшись к нему, Тедди воскликнула:

– Это я тебя так толкнула, что ты даже коленку разбил?

Максим покачал головой и усмехнулся:

– Да это просто царапинка, и даже не больно. Во всяком случае, не очень.

Она нахмурилась и склонилась над ним, осматривая колено.

– Ранка пустяковая, но надо бы помазать йодом… – Она подняла голову и оглядела толпившихся людей. – Обычно на станциях подземки бывает полно медсестер из Красного Креста во время налета. Но что-то не вижу ни одной, а ты?

Он покачал головой:

– Но я же не раненый. Пожалуйста, не поднимай переполох, Тедди, я помою колено в мужском туалете в «Лайонз-Корнер-Хаузе». Мы пойдем туда перекусить или уже нет?

– Если налет будет продолжаться, это чаепитие может нам обойтись слишком дорого, – проворчала она.

Максим промолчал. Он прислонился спиной к верхней ступеньке, вытянул ноги и долго, с задумчивым видом, изучал свои ботинки. Наконец он повернулся к ней и тихо проговорил:

– Спасибо тебе, Тедди. Ты защитила меня своим телом.

– Я всегда буду тебя защищать, Максим. До тех пор, пока живу. Ты мой мальчик, и я очень тебя люблю.

– Я тебя тоже люблю, Тедди.

И больше они ничего не добавили, но его рука заползла в ее руку, он придвинулся к ней еще ближе и притулился головой к ее голому плечу. Они тихо сидели рядом, и ничто им было не страшно. Это ощущение бесстрашия пришло не сейчас, а давно, и они знали: что ни случись с одним, у него есть другой.

Вдруг совершенно неожиданно в подземелье раздался чей-то голос, и к потолку вознеслось красивое сопрано. Какая-то женщина запела:

Женщина пела, и публика в метро стала ей подпевать, а она подсказывала строфы, и вскоре по всей подземной станции разнеслись эхом прекрасные звуки народного голоса, и со всеми вместе звучали голоса Тедди и Максима, которые пели, вкладывая всю душу в песню:

Когда песня была допета, женщина встала и выкрикнула, обращаясь ко всем:

– Мы не дадим фрицам согнуть нас в бараний рог, верно, не дадим?

– Нет! – дружно отозвалась толпа.

– Тогда будем петь! – призвала всех женщина.

– А нельзя ли «Упрячь свои невзгоды в мешок заплечный старый»? – выкрикнула пожилая дама.

– Неправильная у вас война, утята! – Маленький таксист, говоривший на кокни, вдруг оказался тут как тут, возле Тедди и Максима, ухмыляясь им с озорным видом.

– Давайте эту: «Я враз повеселею, когда зажгутся снова огни Лондона!» – выкрикнул свое предложение другой человек.

Публика одобрительно зашумела – эта песня была всем по вкусу – и певица запела, и все ей вторили. Когда допели и эту, она завела другую, а потом еще и еще, и толпа пела с ней целый час, если не больше. Тедди и Максим с удовольствием предались всеобщему ликованию. Про вражеский налет никто не забыл, но он отошел на второй план. Они с Максимом почувствовали себя в атмосфере редкостной теплоты и дружелюбия среди этих лондонцев, с которыми делили общую судьбу. Их скрепили теперь узы единения, отваги и упорства, жизнерадостности и непокоренного духа.