Максим кивнул:

– Ты всегда говоришь, что мы будем жить вместе. Ты со мной, и с мамочкой, и с папой. А если выйдешь за Марка, ты ведь, наверное, станешь жить вместе с ним, правда?

– Да. Но мы снимем дом или квартиру где-нибудь рядом с вами, мы с тобой будем видеться каждый день, и, по существу, почти ничего не изменится, – поспешила она заверить мальчика, нутром чувствуя его душевное состояние беззащитности. Она, улыбаясь, посмотрела на него с любовью и преданностью во взоре.

– Я знаю, – сказал Максим, но тем не менее грустное выражение не покидало его лица; он стал смотреть в свою тарелку.

Теперь Тедди не спускала с него взгляда. Она вдруг встревожилась за него, стала думать, как бы его отвлечь от грустных мыслей, но тут он поднял голову и уставился на нее. В глазах у него была такая покинутость, что у Тедди сжалось сердце.

– Максим, что такое? Тебе не нравится Марк Льюис?

– Нет, – пробормотал он. – Он хороший…

– Так в чем же дело, дорогой мой?

– А что, если мамочка с папой не приедут? – проговорил он тихоньким, слегка дрожащим голоском. – А что, если… если что-нибудь… – Мальчик осекся, не решаясь высказать вслух опасения насчет своих родителей, и откинулся на спинку стула, кусая нижнюю губу, борясь с внезапным наплывом чувств, комом подступившим к горлу.

Его слова встревожили Тедди не на шутку, и она тотчас вскочила и пересела на стул рядом с ним. Обняла Максима и крепко прижала к себе.

– Они живы и в безопасности, Максим. Постарайся не волноваться, – ласково проговорила она, справившись с собой. – И они приедут в Лондон, как только кончится война и прежняя жизнь вновь наладится. Но как бы и что бы ни случилось, запомни: я всегда буду здесь с тобой, буду о тебе заботиться, пока ты не станешь взрослым. Я же много раз говорила тебе это, не так ли?

– Ну да, – прошептал он ей в плечо, глотая подступившие слезы.

– Ты мой мальчик, не забывай это, и я очень тебя люблю.

Несколько дней длились короткие каникулы Максима после первого семестра, и он вернулся в «Колет Корт», а Тедди снова пошла добровольцем в местное учреждение Красного Креста.

За работой недели замелькали с такой скоростью, что не успела Тедди опомниться, как наступил декабрь, и Максим опять вернулся домой на каникулы. За последние много лет Рождество и Новый год на этот раз были самыми лучшими – таков был их единодушный вывод. Причина была не только в присутствии Марка – он был с ними вместе все время праздников и души не чаял в них обоих, – но еще и потому, что известия с театров военных действий день ото дня становились все лучше, и это вселяло надежды.

На смену январю 1945 года пришел февраль, войска союзников одержали победы в Европе, и англичане заключали пари, что весной наступит мир.

Однажды, ближе к концу апреля, когда Тедди на кухне готовила завтрак для себя и тети Кетти, ей вспомнилось и засело в голову предсказание мистера Трентона. А ведь прав был отец Корешка! Все британские газеты наперебой предвещали крах нацистской Германии не далее, как через несколько недель, а Артур Трентон не раз говорил ей и мальчикам о том, что праздновать победу они будут до дня рождения Максима, а ему исполнялось одиннадцать лет в июне.

Тедди вздохнула, расставляя чашки и блюда на большом деревянном подносе. С ней не раз бывало, как нынешним утром: ожидание становилось просто невыносимым… Вестхеймы постоянно не выходили у нее из головы. Как давно это было… Шесть лет минуло с того дня, когда Урсула посадила Максима и Тедди на поезд в Париже, доставивший их на вокзал Виктория. Как бы она и Зигмунд сегодня гордились своим Максимом! Каким воистину незаурядным мальчуганом он стал! Блестящий ученик в школе, однако ничуть не воображала, не хвастает своими успехами в науках и остается таким славным, обыкновенным нормальным мальчиком. На Рождество, впервые увидев Максима, мать Марка сказала, что он – маленький джентльмен, и эти слова наполнили Тедди беспредельной радостью и гордостью за него. Родители Максима при виде сына наверняка будут приятно поражены. За последнюю пару лет он подрос больше, чем обычно, был высок для своего возраста и выглядел старше.

Тедди услышала шорох в дверном почтовом ящике и подумала, что, должно быть, принесли и просунули в щель почту или газеты. Отнеся поднос с чайной посудой в столовую, она прошла к наружной двери; утренние газеты были на полу, она подобрала их вместе с лежавшей под ними корреспонденцией.

Рано пришел сегодня почтальон, подумала она, засовывая под мышку газеты и перебирая конверты в надежде обнаружить письмо от Марка. Лицо ее просияло при виде адреса, надписанного его рукой, и она, не мешкая, поспешила обратно на кухню, кинула на стол газеты и все прочее и надорвала конверт с его письмом. Оно, как всегда, было проникнуто любовью и романтикой, полно планов на очередное увольнение, на уик-энд и на будущее. Она перечитала его дважды и, мечтательно улыбаясь, спрятала в карман.

Тедди повернулась к столу, чтобы наполнить чайник, и ее взгляд упал на «Дейли экспресс», лежавшую на столе. Улыбка в момент застыла на ее лице. Она схватила газету, взгляд уставился на заголовки и фотографии; глаза ее расширились от ужаса, а лицо онемело от жути.

С газетной страницы рвались названия мест. Ордруф… Белзен… Бухенвальд. Страшные слова вонзаются ей в глаза: «Лагеря смерти… зверства… бесчеловечность… унижение… миллионы убитых… евреев… геноцид».