Они идут строем. Маршируют мимо здания изолятора, огибают площадь перед административным блоком - грот-мачта пустого флагштока застыла в пионерском салюте. Каптёрка. Ворота. В луже у калитки среди рябиновых листьев плавает луна. Инженер оглядывается: футбольное поле скрыто за серыми стенами первого корпуса, но ему достаточно того, что он может видеть. Там, над мокрой крышей неровно колышется сдутый пузырь дирижабля. В темноте он кажется густо-чёрным, но Инженер знает, что пятьсот занавесок из каландрированного капрона, сшитые в единое полотно, днём опять станут яркими - яркими и алыми, как паруса.

– Встречаемся здесь в полдень, - командует Милка и срывается с места. Последний раз Милка так бегала ещё в школе, когда участвовала в общегородском марафоне.

– На Кубе всегда жарко, - чихает Лев Соломонович и потуже заматывает на шее офицерское кашне цвета полыни.

– Увидим с Божьей помощью…

Милка привела отца Михаила из деревни. Он побирался на ступенях сельмага. Нет. Он не просил ничего, а просто сидел, щурясь на солнце, и радовался. У ног его хрустела картонная коробочка, в коробочке было пусто.

– А за день хоть один человек подаст - считай, огромная радость. Подумай, дочка, - он семенил вслед за Милкой и болтал, не умолкая, - придёт человек домой, а на душе у него благодать, потому что он сегодня добро сделал. У меня пенсия есть - хватает, и детишки раньше помогали. Сын всё ругался, зачем, мол, отец, нас позоришь? А я ему поясняю, что тут не в деньгах дело, а в милосердии. А он меня под замок. Я окошко разбил и ушёл, прям как колобок. Нельзя мне взаперти. Ведь иначе кто людям покажет, какие они хорошие. Как? Любовь и милосердие в каждом есть, только пуганые они. А я вроде наживки для души.

Вечером отец Михаил похлебал супу, промокнул горбушкой надпись «Общепит» и проговорил задумчиво:

– Хорошо у вас. Поживу здесь зиму, а там дальше пойду.

– У нас тут маленькая шинелка имелась, - Сержант просительно глядел на командира.

– Поставьте товарища на довольствие.
– Кажется, Полковник улыбался.

Каждое утро отец Михаил выбирался за территорию и шёл по окрестным деревням. Иногда он добывал горсть мелочи, иногда еды, иногда приходил с пустыми руками. Инженер обзывал отца Михаила юродивым, но задевал редко и даже как-то намекнул Полковнику, что отцу Михаилу в сапогах тяжело по округе километры наматывать. После этого Полковник озадачил знакомого прапорщика, а через неделю отцу Михаилу торжественно были преподнесены валенки с калошами.

– Мягонькие, - отец Михаил лихо прошёлся по столовой, подпрыгнул и вдруг неожиданно подмигнул Милке.

– Заводи, барышня, музыку - спляшем.

– Как это?
– засмущалась Милка, но руки её уже перебирали стопку с пластинками.

«Бессаме мучьо», - дребезжали стёкла столовой. «Кавалеры приглашают дам», - отец Михаил подхватил Милку за талию, утянутую офицерским ремнём, и ловко закружил в полувальсе-полутанго. Милка хихикала, неловко переставляла ногами и потела. «Как будто в фильме про войну», - заметил Полковник, оторвавшись на секунду от газеты, - Милка таскала ему «Правду» со станции. Полковник так и не поднялся в тот вечер. Милка ещё потопталась с Сержантом, и ещё раз с отцом Михаилом, и немного одна, но Полковник что-то подчёркивал, качал седой головой, злился.

Бессаме мучьо… Воздух в столовой привычно расслаивался на тонкие пластины, дрожал Милкиной поздней любовью.

– Вы не видели здесь мужчину в военной форме?
– Милка стоит в дверях клуба - очень строгая, очень рыжая, очень замёрзшая. По будням клуб работает до девяти, но сегодня воскресенье, и молодёжь устраивает дискотеку.

– Чего?
– парнишка показывает себе на уши, мол, не слышно, и тычет пальцами в динамики.

– Полковник авиации. Вы не видели?
– кричит Милка.

– Не-а, - мотает головой парнишка.

– Он такой худой. Высокий. Старый.
– Милка ещё ни разу не говорила про Полковника «старый», но сейчас это нужно сказать.

– Ща, - машет рукой парнишка, что-то крутит у себя на панели, и в клубе наступает тишина.
– Ребя, длинного старикана из «Алых парусов» никто не встречал сегодня? Тут тётенька волнуется.

Молодёжь шумит недовольно, свистит, требует музыки. Ди-джей пожимает плечами. Милка выходит под дождь, в спину её подталкивает волна тёплого воздуха, пропитанного звуками, запахом вина и молодого пота.

– Полковник… У него погоны, фуражка и форма старого образца, - злится Инженер, пытаясь вдолбить солдатику на КПП, что здесь понадобилось двум дедам, одетым в давно списанные шинели. Отец Михаил жмётся в сторонке и шепчет, шепчет, шепчет…

Сержант бегает по пустому перрону. Касса давно уже закрыта, и Сержанту даже не у кого спросить про командира. Сержант прячется под козырёк кассы, поднимает с бетона сухой бычок, прикуривает, долго стоит под фонарём, беспомощно кашляя.