Избушка — чуть побольше маленького курятника — стояла вместо надежного основания на огромной птичьей лапе. Немного подумав, Ратибор решил, что лапа куриная. Причем не стояла даже, а непрерывно и достаточно быстро вертелась на ней, словно колесо на оси. О том, чтобы залезть в запертую дверь крутящегося дома, и речи идти не могло. Даже постучать как положено — и то бы, скорее всего, не удалось.

Волх Всеславьевич с Бабой-Ягой дела никогда не имел, только видел ее издали пару раз, так что никакого совета на этот случай Ратибор от него получить не мог. Так что оставалось просто стоять и ждать у моря погоды. Вернее, дожидаться, пока хозяйка вернется домой. Сомнительно, чтобы ей было удобно жить в вертящемся доме, так что это скорее всего средство от незваных гостей.

Илья Муромец подъехал поближе, задрав голову, поглядел на затейливо вырезанный конек крыши, то и дело мелькавший прямо над ним, потом отодвинулся подальше и неожиданно гаркнул:

— Избушка, избушка, встань по-старому, как мать поставила — к лесу задом, ко мне — передом!

Лес был со всех сторон, но избушка все поняла правильно и с протяжным скрипом остановилась так, что крепкая дубовая дверь оказалась напротив Муромца. Затем скрип усилился, и птичья нога стала втягиваться куда-то в пол, так что жилище Бабы-Яги опустилось, превратившись в обычный домик. Правда, очень маленький.

Муромец, кряхтя, слез с коня и тихонько постучал в дверь. Но дверь оказалась незапертой и в ответ на стук отворилась внутрь. Илья вошел. Остальные двое последовали за ним.

— Откуда ты знаешь? — спросил шепотом пораженный Ратибор, едва войдя в дверь.

— Слышал кое-что, — так же тихо ответил Илья. Потом он осмотрелся — и замер.

Ратибор тоже замер, ибо увиденное поразило его до глубины души, пусть даже никто не знает, что там, в этой глубине находится.

Изнутри избушка на курьей ножке оказалась намного больше, чем снаружи. Просторная горница не уступала по размерам той, что имелась в родном доме Ратибора в Новгороде, даже учитывая то, что почти половину ее занимала свежепобеленная печь. Кроме печи, основательного стола и лавки возле него, никакой другой мебели в избушке не было. И вообще ничего не было. Ни сушеных трав под потолком, ни даже положенного Бабе-Яге черного кота. Полное впечатление, что хозяйка покинула жилище, напоследок, правда, убравшись в нем.

Пока Ратибор осматривался, Илья с Подосёном уже успели привязать лошадей к чему-то снаружи и теперь сидели на лавке, чинно положив руки на колени.

Леший окончательно решил, что искомая ими Яга теперь уж точно живет в каком-то другом месте. Но как только он так решил…

Словно порыв ветра распахнул настежь дверь и окошко. Избу заволокло туманом. Ратибора неведомой силой швырнуло в угол между печью и стеной. Он больно стукнулся об печь головой, а об пол — противоположным местом. Илья вовремя спрятался под стол, и потому не пострадал. Подосён же крепко держался за лавку и не прогадал — неведомый ветер не сдвинул с места ничего из мебели.

Наконец туман рассеялся, а Леший протер запорошенные пылью глаза и смог рассмотреть человека, стоящего посередине избы.

Бабу-Ягу он представлял себе несколько иначе. Высокая худая старуха в домотканом сарафане. Седые волосы аккуратно уложены вокруг головы и прикрыты повойником, как у всякой замужней женщины (Ратибор попробовал представить себе мужа Яги, но ему стало плохо от одной мысли, кем он может оказаться). На лице Яги было сердитое выражение, как у всякой хозяйки, обнаружившей, что в ее отсутствие в дом проникли посторонние люди. Только приглядевшись, можно было заметить, что глаза у Яги разные — один карий, другой почему-то зеленый. Да, и вот еще что! Одна нога Яги была обычной, зато вторая не сгибалась и, опускаясь на пол, издавала ясно слышный сухой стук, словно была деревянной… или костяной.

— Это что еще за невежи без спросу пожаловали? — не требующим ответа тоном спросила Яга. Голос у нее оказался совсем молодой, низкий и глубокий.

Ратибор все же решил ответить. Для этого ему пришлось прокашляться, чтобы голос не дрожал.

— Хоть ты нас, матушка, и не звала, а встречай, — произнес он заговор, который услышал уж и не помнил где. — Сначала напои, накорми, в баньке попарь, а потом уж и спрашивай!

Ягу эти слова явно развеселили. Видя, что немедленная кара откладывается, Илья вылез из-под стола, а Подосён отцепился от лавки. Теперь оба снова сидели чинно, словно дети в присутствии взрослых. Яга даже не взглянула в их сторону.

— Ну нахал! — восхитилась она. — Еще и требует! А ежели я заместо того, чтобы в баньке вас попарить, в печке зажарю да и съем?

— Нельзя нас есть, — Ратибор старался говорить как можно увереннее, — мы гости.

— Ладно, — махнула рукой хозяйка, — будь по-твоему. Баньки, правда, не обещаю, но…

Она взяла в руки ухват, запустила его в совершенно пустую печь и пошла вытаскивать оттуда горшки и миски. Вскоре обширный стол оказался прямо-таки уставлен разнообразной снедью. Ратибор подсел к спутникам и взял в руки ложку.

После того, как все было съедено, посуда убрана обратно в печь (где бесследно исчезла), а гости поблагодарили хозяйку за сытный обед, она уселась напротив и сказала:

— А теперь, накормивши да напоивши, я вас и выспрашивать буду. Откуда вы такие взялись на мою голову?

— От неклюда Козодава мы, матушка.

— Вот как? — недоверчиво спросила Яга. — Неклюд Козодав тридцать лет тому, как от всех людей в лес ушел, а вас, значит, сам ко мне послал? Ну-ну. И кто вы такие будете? Не отвечай, сама знаю. Стало быть, Ратибор тебя звать. А еще ученик Волха Всеславьевича! Неужто он сам не знал, где добыть то, что вы ищете?