– Упха, торр!

Здоровенный бич в тонкой и смуглой руке в варварски-толстым золотым браслетом выглядел вполне внушительно. Понять смысл возгласа не составляло труда. Лежи смирно, парень, не то...

– Эх, встретился бы ты мне на узкой тропинке, сосунок...
– только и смог прохрипеть в ответ Твердислав, но возницу слова пленника, похоже, нисколько не волновали. Очевидно, уже успел наслушаться подобных бессильных проклятий.

С боков повозки раздавались голоса остальных поимщиков - они шли, весело переговариваясь. Речь то и дело перемежалась взрывами грубого хохота. Хохотал и юный возница, чуть ли не до слез.

– Исайя! Можешь дотянуться до моих узлов?

Секундное промедление, и затем разочарованный выдох:

– Нет. Слишком туго стянули. Но, смотри-ка, так вязали, чтобы у тебя руки не затекли...

Вновь услыхав за спиной голоса, мальчишка обернулся. Собтвенно говоря, это был уже не мальчишка, юнец лет четырнадцати-пятнадцати, по меркам кланов - взрослый мужчина, могущий иметь детей. Смешно склонив голову набок, точно вороненок, он посмотрел сперва на Твердислава, потом на Исайю, одним движением примотал вожжи к крюку рядом с сиденьем и выудил из-под вонючего барахала большую кожаную флягу. Очевидно, в его обязанности входило поить пленников, причем вволю, и даже без их просьбы - чтобы ненарком не померли.

– Узнаю...
– грустно сообщил Исайя.
– Привычки у торговцев рабами не меняются...

Твердислав хотел было спросить, где же это господин верховный координатор сподобился ознакомиться с привычками столь странной породы людей,как к его губам приблизилось заскорузлое горлышко. Парень припал к воде, забыв обо всем.

Теплая, затхлая и солоноватая. Шесть очень долгих глотков - и возница отнимает флягу. Правильно, на жаре много пить без толку, все выйдет с пoтом.

Напоив Исайю, и погрозив на всякий случай пленникам кнутом, парнишка вернулся к своим обязанностям.

Потянулись тоскливые часы дороги. Неумолчный скрип колес, похрапывание запряженного в повозку зверя, хриплые голоса шагавших рядом людей - и низкое лиловое небо над головами, с ползущими по нему фиолетовыми тучами. Светила Тверислав не видел.

Пленение как-то оттеснило мысли о том, жив он или мертв, на задний план. Неужели Исайя прав, и все, случившееся с ними - не агония, а просто другая жизнь? Совсем-совсем другая, дарованная им милостью Всеотца... или какими-то иными причинами, неважно. Руки, несмотря ни на что, мало-помалу теряли чувствительность. К простым желаниями тела присоединялись другие - ну, например, посчитаться с этим наглым мальчишком-повозчиком, да и вообще со всей этой пятеркой в юбках. Что? У них мечи? Приходилось сталкиваться и с кое-чем покруче четырех длинных клинков. Главное - вырубить мальчишку-лучника или хотя бы порвать ему тетиву, а надеть новую он уже не успеет.

Так душа сопротивляется смерти, не веря в собственный конец. Плен разбудил дремавшие дотоле чувства, сердце гнало по жилам гневную кровь, Твердислав незаметно от погонщика напягал и расслаблял мускулы, стараясь, буде возможно, ослабить путы. На Исайю он уже не надеялся. Господин верховный координатор лежал, точно колода, глядел вверх, и губы его беспрестанно шевелились:

– И облекли они Сына Человеческого во власяницу жалящую, и опутали путами немилосердными, и повлекли Его на телеге позорной... Нет, не так, - Твердислав услыхал тяжелый вздох.

– Что “не так”?
– спросил парень.

– Не обращай внимания...
– услышал он.
– Это я так... вспоминаю.

– Подумай лучше, как нам выбраться!
– рассердился Твердислав.

– Как, как... тут не выберешься. Надо подождать. Куда-то ведь они нас везут!

– А что потом?
– настаивал Твердислав.

– Увидим, - лаконично ответил Исайя.
– Жизнь полна неожиданностей, мой юный друг, и все может обернуться...

– Это откуда?
– хмуро поинтересовался Твердислав. Ясно было, что верховный координатор даже и не помышляет о побеге. По крайней мере, сейчас.

– Нам пока некуда бежать, Твердь. Мы не знаем ни местного языка, ни здешних обычаев. Зачем марать себе руки убийством? Сказано ведь в заветах Всеотца - “не убий без крайней на то нужды”. Крайняя нужда пока еще не настала.

– Ты думаешь?
– проворчал Твердислав, но спорить не стал.

Телега остановилась только когда настала тьма. Не вечер, не ночь, а именно Тьма. Лиловое небо внезапно погасло, сменившись непроглядно-черным куполом без единой звезды. Невозможно было разглядеть даже собственную вытянутую руку. Тащивший телегу зверь хрипел, отфыркивался и сопел, утихомирившись лишь когда, судя по звукам, его распрягли и подпустили к воде. Вскоре засветилось несколько факелов, и Твердислав увидел нагнувшегося над ним мальчишку. Смуглое, а вдобавок еще и давным-давно немытое лицо казалось сейчас таким же черным, как и окружавший мрак. Паренек показал Твердиславу толстый кожаный ошейник, опоясанный спереди стальным кольцом. Держа ошейник перед глазами Твердислава, резко надавил пальцем на внутреннюю кожаную манжету - и из нее высунулись длинные острые шипы. Отпустил палец - шипы вновь спрятались. Намек был более, чем понятен: рыпнись только и тебе конец.

Ошейник замкнули специальным замком, пропустили через ушко длинную веревку, после чего мальчишка развязал Твердиславу руки - предусмотрительно держа веревку натянутой.

Кое-как, на поневоле негнущихся ногах, Твердислав сполз с повозки. Они расположились на ночлег возле почти такого же колодца, как и тот, возле которого их пленили. Только здесь народу собралось куда больше, стоял пяток телег, вздыхали и хрупали каким-то своим кормом гигантские местные “лошади”. Сперва Твердислав видел только несколько факелов в руках сгрудившихся возле колодца людей; но затем вспыхнул первый костер, за ним второй и его взору предстала красочная картина.