Выручить их — их, нас, меня — могло только чудо. И оно совершилось: 5 марта 1953 года умер Сталин.

В тот день я — неверующий человек — написал стихи:

Мелькает огонек зеленый

И машинист угрюмо ждет,

Пока рассадят по вагонам

Тот Богом проклятый народ.

Но Ягве на расправу бурям

Не даст народа своего,

И умирает в ночь на Пурим,

Кто руку поднял на него.

Я понял, а многие не поняли. Мы так долго находились под гипнозом этого имени, что в день всенародного траура, в счастливый день его смерти, евреи говорили друг другу: "Теперь все, теперь мы окончательно пропали!" И искренне считали, что ушел их последний защитник.

После вылившихся в Ходынку похорон одним из первых решений правительства была реабилитация врачей. А затем случилось беспрецедентное: указ Президиума Верховного совета о награждении Лидии Тимашук орденом Ленина был отменен, как неправильный.

Вскоре она погибла в «случайной» уличной катастрофе.

Но с горечью вспоминаю, что я опять подивился единодушию антисемитизма. Люди, читавшие на стендах газеты, разочарованно говорили:

— Ну вот, эти всегда вывернутся.

262

Через десять лет интеллигентная женщина, учительница, сказала мне, еврею:

— А рак детям они все-таки прививали. Я это знаю совершенно точно.

Мы с Лилей буквально хрипели, пытаясь ей что-то доказать, напоминали о Бейлисе, о Дрейфусе, издевались, стыдили: "Вы же культурный человек, как вы можете!"

На все наши доводы у нее был один ответ:

— Моя подруга тогда никого не послушалась, показала своего сына еврейскому врачу, и через несколько месяцев ребенок умер.

— От рака?

— Диагноз был другой, но его поставил тоже еврей. А умер он, конечно, от рака.

И хоть кол на голове теши!

ХАЙЛЬ ГИТЛЕР! –

Мой знакомый Леня Урман женился на польке. Городок, где они жили, находился неподалеку от Освенцима.

Леню можно отнести к тем, к сожалению, уже немногим людям, для которых еврейская боль — острая незатухающая рана, хотя в сороковые годы его и на свете-то не было.

Почти каждую неделю он ходил в Освенцим поклониться памяти погибших. Это было мучительно, но он не мог себя пересилить — это стало его потребностью, его молитвой.

Однажды он возвращался домой и заметил на вечереющей дороге молодую пару. Он очень обрадовался, так как одиночество становилось нестерпимым, и прибавил шагу.

Парень был смугл и курчав, девушка, судя по одежде, тоже иностранка.

— Откуда вы, ребята? — спросил Леня.

— Мы итальянцы. А ты?

— Я еврей.

И тут случилось непонятное и страшное. Итальянцы при-

263

нялись хохотать. Они даже за животы хватались — так им было смешно.

Леня стоял в полной растерянности.

И вдруг парень, давясь от смеха, выбросил руку и крикнул:

— Хайль Гитлер!

Леня когда-то занимался каратэ. Он ударил сразу — мгновенная реакция, опередившая мысль.

— Если бы я ударил сильнее, — рассказывал он потом, — я бы наверняка убил его.

Но и этот удар был неплох. Итальянец рухнул, потеряв сознание. Из носа и изо рта полилась кровь. Девушка с воплем кинулась к нему.

Леня, еще более растерявшись, оглянулся и, увидев вблизи лужу, зачерпнул полную шапку и стал лить воду парню на лицо, пытаясь привести его в чувство.

Тот охнул, зашевелился и открыл глаза.

— Поймите, — бормотал Леня, обращаясь к девушке, — я еврей… Я, как и вы, иду из Освенцима… Неужели вы не понимаете?..

Тогда девушка выпрямилась, выбросила руку и крикнула:

— Хайль Гитлер!

И Леня убежал. Он бежал и плакал — от ужаса, от безнадежности, от этого тысячелетнего кошмара.

А я, услышав его рассказ, еще раз подумал, что я еврей "не по крови, текущей в жилах, а по крови, текущей из жил".

МОЯ ПЛАТФОРМА-

Это произошло на гастролях БДТ в Венгрии.

К народной артистке республики Эмме Анатольевне Поповой во время обеда, шатаясь, приблизился изрядно уже накачавшийся молодой артист Максимов.

— Эммочка, — спросил он (громко, на весь зал), — а как вы относитесь к евреям?

264

— Ну как же я могу к ним относиться? — пыталась отшутиться та. — Все мои мужья были евреями.

— Нет, позвольте, — не отставал Максимов, — неужели они действительно могут вам нравиться?

Эмма Анатольевна ударилась в слезы: