— Нет, — со злостью заявил я. — Я не могу думать систематически, потому что Ормузд не успел меня этому обучить. И многого я не понимаю. Должно быть, я просто туп.

— Не исключено, — пробормотал Антарм, и я опять не понял, было ли это сказано вслух, или следователь лишь подумал о том, что ему достался безнадежно глупый подозреваемый.

— Вот что, — сказал я решительно, — нужно сделать две вещи. Первая: похоронить мальчика, не оставлять же его лежать на земле. И вторая: я должен попасть в Москву. Я знаю, что такой город существует.

Если в этом мире нет обряда похорон, — подумал я, — Антарм удивится и мне придется выпутываться из мною же созданной ситуации.

— Конечно, — согласился следователь. — Похороните. Я подожду.

Он действительно отошел в сторону — к лесу, к деревьям — и скрылся во мраке, я видел его силуэт, на котором выделялось блеклым пятном лицо — маска мысли, похожая на те, что продавались в московских супермаркетах перед традиционными детскими праздниками: крупные губы, огромные глаза и едва прорисованный нос. Мысль, которая выступила на лице подобно праздничному плакату, читалась на этот раз совершенно отчетливо: «Убийца обязан позаботиться о трупе».

Что ж, это справедливо. Вопрос в том, как выкопать могилу.

Решение пришло неожиданно, мысль была не моя — очевидно, кто-то ее мне подсказал, и поскольку здесь не было никого, кроме нас с Антармом, то это была мысль следователя. Материю нужно было превратить в дух, только и всего. Ормузд был идеей до явления в мир, в идею должен был обратиться.

Как просто!

— Помочь? — неожиданно спросил Антарм, и я, не успев задуматься, ответил:

— Да, если можно.

Следователь приблизился, взял Ормузда за руки и бросил мне:

— Ну, давайте.

Мне ничего не оставалось делать, как взять мальчика за ноги и ждать, что будет дальше. А дальше произошло то, чего я, похоже, подсознательно ждал. Мы подняли Ормузда и начали раскачивать его, будто собирались зашвырнуть на другой берег реки. С каждым взмахом тело становилось легче, мне казалось, будто из него вытекали невидимые струи. Если это была энергия мысли, то я с трудном воспринимал ее — только суть, не содержание. Через минуту Ормузд стал почти невесомым, а потом я ощутил, что сжимаю в руках пустоту.

— Ну вот, — с удовлетворением произнес Антарм. — Теперь можно считать доказанным: Ормузда убили вы и никто другой.

Я пожал плечами — логика рассуждения осталась мне недоступной. Ормузд обратился в мысль, в дух, но находился где-то поблизости, если о мысли можно сказать, что она локализована в пространстве.

— Мы не так уж сильно раскачивали тело, — сказал я. — Неужели этой энергии оказалось достаточно, чтобы…

— Кинетическая энергия здесь ни при чем, — назидательно произнес Антарм. — О потенциальной энергии тяготения вы слышали, надеюсь?

Проходил в школе, — хотел сказать я, но вовремя прикусил язык. Прикусил ли я одновременно мысль? — вот в чем вопрос. Ормузд говорил мне как-то о том, что кинетическая энергия способна переходить в энергию мысли, в духовную суть — общая энергия при этом сохраняется. Значит, и энергия тяготения тоже способна переходить в духовную форму?

Впрочем, ладно. Следователь помог мне, а я каким-то образом помог следствию, значит, в моих интересах продолжить сотрудничество.

— А что Москва? — спросил я.

— Сейчас опасно, — задумчиво произнес Антарм. — Мы на теневой стороне, а Москва… Дайте подумать. Да, сейчас там утро, семь часов. Опасно. Подождем рассвета, если вы не против.

Я был не против. Более того, из слов Антарма следовало, что мы находились от Москвы на расстоянии не меньше нескольких тысяч километров. По моим оценкам, сейчас было около полуночи, и если в Москве семь утра, то… Да, не меньше восьми тысяч километров. Интересно, как мы туда попадем утром? И этим ли вообще утром?

Не обращая внимания на Антарма, я спустился к реке, ориентируясь по шелесту воды. Сел на берегу, трава была теплой, и я лег на спину. Следователь сопел где-то рядом и о чем-то громко думал. Я бы на его месте, если уж действительно, как он считает, преступление доказано, немедленно вызвал бы патрульную машину или что здесь ее заменяет и препроводил подозреваемого в камеру, предварительно ознакомив его со своими правами и обязанностями.

Рассвет наступил минуту спустя, будто в дурном фильме, где оператор отрезал часть записи, чтобы не заставлять зрителя скучать в ожидании продолжения действия. Солнце вынырнуло из-за деревьев — по-моему, в том же месте, где оно опустилось некоторое время назад. Солнце было голубым с розовой нелепой каймой — таким его рисуют дети, да и то не все, а с особо изощренным воображением. Небо приобрело розовый оттенок, лес стал черным, река — серой, и в воздухе от солнца во все стороны поплыли мысли, будто черные точечки, — как туча саранчи.