Шрифт:
мирные времена пребывающие самым угнетенным, презираемым, самым низшим сословием общества, солдаты регулярной армии в такие вот дни нашествия на глазах вырастают, возвышаются духом. Обычно затюканные, замученные нуждой, вечно голодные и обношенные, они теперь преобразились, как бы выпрямились, плечи развернули, стали великодушнее, шире, добрее, и кто бы мог узнать в них вчерашних вороватых, а то и с разбойными повадками, "казенных людей" провинциального гарнизона? Они и сами себя не узнавали…
Когда вырученные из осады пограничники и население близлежащих селений, разбежавшееся было по укрытиям в окрестных горах и лесах, устроили праздник в честь защитников своих, те прошлись торжественным маршем по выложенной булыжником главной площади заставы.
Это был редкий момент, когда задумчивый всегда и как бы отстраненный от всего Ли Эр стал оживлен, улыбчив, разделяя со всеми праздник, радуясь ему.
Но Дин Хун был не так добр и великодушен, чтобы не преминуть напоминанием его недавних стихов:
– Хорошее войско - причина бед,
Всем оно ненавистно,
Постигающий Дао не принимает войска.
Войско - орудие зла.
Достойный избегает пользоваться им…
Ли Эр вдруг покраснел и не сразу нашелся, что ответить.
– Странные стихи, не находишь?
– посмеивался Дин Хун.
– Только по причине моей необразованности я забыл автора… хотя, как ты знаешь, в библиотеке часто сижу. Какой такой недалекий философ мог так глупо выразиться? Я бы от стыда сквозь землю провалился, будь даже просто знаком с ним…
Но Ли Эр все-таки собрался для отпора.
– Если даже интонация может менять смысл сказанного, то выдергиванье отдельных слов и вовсе может привести к совершенно превратному их истолкованию, - сказал он.
– А это коварный прием. Ты опустил важные слова в одном месте: "Достойный правитель в мирное время применяет силу только для защиты…" А в другом, после слов "Достойный избегает поль-
5*
зоваться им", ты нарочно пропустил продолженье:"Разве только вынудят его. Главное, всеми силами сохранять мир"… Что плохого этим сказано? Надо сначала вникнуть в суть, дойти до смысла, а потом бросать упреки…
– Ну ладно, тогда вынужден дочитать твои стихи до конца:
Победителей не прославлять, Прославлять победителя - радоваться убийству. Станут ли уважать за это в стране? Уважение порождает благоденствие,
насилие приносит беду. Начальники флангов
построились слева, Справа стоит полководец, Встретить бы их похоронной
процессией! Сколько людей убито,
как тут не плакать? Победе подобает похоронный
ритуал…
И как ты объяснишь тогда, - кивнул Дин Хун на марширующих армейцев, - все это торжество?
– Опять ты совершаешь подмену. Этих нельзя считать победителями. Не они же напали на мирного противника и победили. Их чествуют только потому, что они вовремя подоспели сюда и почти без боя вытеснили врага. Получается, они - просто защитники, освободители.
– Победитель тот, кто выиграл войну… Нет, такими увертками ты все что угодно объяснишь, кого угодно запутаешь. Значит, защитникам, освободителям не положено победы?.. Надо ж так сказать: "Победе подобает похоронный ритуал"…
А тут как раз закончился парад, замолкли победные звуки военного марша. Началась церемония награждения отличившихся. И двоим неуступчиво спорившим друзьям тоже были вручены знаки отличия - за то, что они первыми обнаружили и сообщили о вторжении и тем предотвратили его внезапность.
Когда их, юношей, вывели перед строем, перед множеством собравшегося народа, они показались сами себе растерянными мальчишками. ечно спорящие о вселенских вопросах, они застеснялись, как от какого-то позора, и не знали, куда девать руки, глаза, а лицам стало жарко, словно устремившиеся на них тысячи глаз слали, подобно лучам, свое тепло.
Каждый по-своему, конечно, но оба вынесли из этого, казалось бы, приятного события не то что растерянность, но, пожалуй, потрясение, которое они пронесли потом через всю жизнь и которое в последующем не раз повлияло на выбор ими своих путей, на принятие важных решений. Они в тот момент каким-то странным образом испытали совершенно противоположные чувства - одновременно и гордость от перепавшей им толики славы, и некий позор выставления на всеобщее обозрение и будто бы порицание… да, эфемерность как людской славы, так и людского порицания. Как ни странно, они ощутили, что славу и позор разделяет лишь тончайшая и зыбкая перегородка.