Шрифт:
Лили постучала громче, но опять не получила никакого ответа – те же тишина и безмолвие.
Она шагнула за порог и позвала:
– Оливер! – Но ее голос прозвучал тише, чем ей хотелось.
Черное дерево и подернутая легкой паутиной латунь таинственно мерцали в мягком свете лампы. Вся мебель, собранная здесь, относилась к раннему периоду наполеоновской эпохи и очень нравилась отцу. Стены были обиты зеленым шелком с тонкой золотистой каймой, и шелковый ковер в зеленых тонах покрывал большую часть старинных дубовых полов.
– Оливер! – На этот раз она окликнула его значительно увереннее. Подбодренная звуком собственного голоса, она добавила: – Это Лили. Можно с тобой поговорить?
Она взглянула на дверь справа от нее, тоже открытую, но без малейшего проблеска света за ней.
Лили нахмурилась. Это, должно быть, его спальня. Она вдруг вспомнила о том, который теперь час, и о своем совершенно неподобающем облачении. И одна мысль о том, что она решила встретиться с джентльменом при столь щекотливых обстоятельствах, повергла ее в шок. Может быть, и в самом деле на такую женщину, как она, ни один приличный мужчина не посмотрит, но все же есть предел дозволенного.
По крайней мере она спохватилась прежде, чем он обнаружил ее присутствие. Она поднялась на цыпочки, намереваясь потихоньку выскользнуть, как вдруг почуяла едкую вонь.
Что-то горит?
Угли в камине давно дотлели. Они не источали ни единой струйки дыма, которая могла бы быть источником этого запаха. И тем не менее запах явственно ощущался, сильный и неприятный.
От глухого удара сердца у Лили перехватило дыхание. Он курил сигары с отцом каждый вечер после ужина. Возможно, он курил и здесь.
Курят ли мужчины в постели?
Забыв об осторожности, она бросилась к двери и распахнула ее настежь. Свет из гостиной осветил массивную кровать с пологом, на которой виднелась какая-то бесформенная груда, – это, по-видимому, был Оливер, запутавшийся в смятом покрывале.
Лили напрягла зрение.
Что-то горело именно здесь. Она бросилась к постели и закричала:
– Оливер, Оливер, проснись! Пожалуйста, проснись!
Она бешено металась из стороны в сторону. Он должен ответить! Опершись на матрас, она потянула на себя покрывало.
Внезапно комната осветилась.
– Лили? Что… что вы здесь делаете?
Это был Оливер! Он стоял на пороге спальни. У нее душа ушла в пятки.
– Горит! Я почуяла запах гари и пришла вас разбудить.
– В самом деле? – Держа в одной руке подсвечник, он направился к ней. – Прямо из своей комнаты?
Сначала она не поняла смысла сказанного, но, когда он дошел до нее, вспыхнула и отрицательно замотала головой:
– Нет! Конечно же, нет. Я… я проходила мимо, а дверь была открыта.
– Проходила мимо?
Ох как неловко! Они оба прекрасно знали, что она не могла так просто проходить мимо этой комнаты в глухой полночный час. У нее вообще не было повода проходить мимо. В этот коридор она могла зайти лишь с единственной целью – посетить его комнаты.
Встав рядом с ней, Оливер поднял свечу и бегло осмотрел смятую постель. Он потянул носом воздух, и в тот же миг брови его сошлись на переносице.
– Вы правы. Что-то горит, черт побери. – Он откинул покрывало, потянул ближайшую подушку с матраса и вскрикнул от неожиданности.
Посреди белой простыни красовалось большое пятно. Черное, с дырой, прожженной посередине, и коричневыми подпалинами с боков. На нижнюю сторону подушки налипли кусочки сажи. И все было мокрым.
Оливер прикоснулся пальцами к испорченной простыне.
– Как вы полагаете, что могло бы быть причиной этого?
Лили охватила дрожь.
– Я не знаю.
– В самом деле? Но вы узнаете, если немного поразмыслите над этим.
– Возможно, вы оставили зажженную сигару, – несмело предположила она.
– Вы сообразительны, но это не то. Вы видите здесь какие-нибудь остатки сигары? Нет. Вопрос в том, почему мне сделано такое предупреждение?
– Предупреждение? – Она не могла понять, что он имеет в виду.
Оливер наклонился и подобрал свечу, которую не заметила Лили. Он протянул ее ей:
– А вот и орудие предупреждения, как мне кажется.
Свеча обгорела, но совсем немного.
– Ах, – выдохнула она, – вы, должно быть, ее сбили.
– Я ее не сбивал. Я сейчас держу ту свечу, что стояла в изголовье. И заметьте, здесь нет подсвечника.