Староста перевёл взгляд на меня и открыл рот. Потом закрыл. Потом снова открыл. Да, попал ты впросак, мужик! Да так попал, что я тебе не завидую...

— По долгам раба отвечает его хозяин, — ледяным тоном продолжил Дэриен. — Ты хочешь, чтобы я пригласил его сюда?

На старосту было забавно смотреть. Он хлопал глазами, губами и даже ладонями, но не мог сказать что-то осмысленное. Да и остальные селяне притихли, когда до них дошла вся тяжесть проступка. А принц наслаждался произведённым эффектом:

— Я могу смягчить гнев почтенного человека, которому принадлежит этот раб, но только в том случае, если вы все поклянётесь, что подобного больше не повторится!

Народ невнятно залопотал и поспешно закивал.

— Снимите его! — велел Борг.

Поддерживающая меня в вертикальном положении верёвка ослабла, и я осел в нагретую солнцем пыль, всхлипывая от боли и смеха, душившего измочаленную камнями грудь...

Сон отступал неохотно — его тяжёлые объятия никак не хотели размыкаться, но я больше не мог это вынести. Что-то на самой границе ощущений подсказывало: моё сознание получило слишком большую передышку. Так недолго и вовсе затеряться в галереях Полночного Замка... Нет, нужно сделать над собой усилие и открыть глаза. Ну же, Джерон, хоть раз в жизни соверши мужественный поступок... Проснись!

Веки нехотя поползли вверх. Фрэлл, сколько же я выпил? Стоп! Я давным-давно не употреблял ничего крепче эля. Но все признаки похмелья налицо: голова — тяжелее наковальни (причём к ней прилагается ещё и увесистый молот, который с завидным усердием что-то куёт внутри моего черепа), во рту лениво ворочается язык, облитый чем-то вязко-кислым, а тело ощущается исключительно как разобранное на составные части. Та-а-ак, что же со мной произошло до отхода ко сну? Я высвободил из лабиринта одеяла правую руку и тупо уставился на распухшее и плохо сгибающееся запястье. После минуты размышлений над причиной столь плачевного состояния одной руки я решился взглянуть на другую... Я что, был связан? Зачем? Всё интереснее и интереснее... Ещё одно титаническое усилие, и одеяло медленно съехало на пол. Всё, что я смог выдохнуть, не относилось к допущенным в приличном обществе выражениям...

Грудь, живот, руки и ноги были покрыты хаотичным узором пятен, цвет которых варьировался от тёмно-лилового до жёлто-серого. Иногда попадались и багряные росчерки лопнувших сосудов. Я вспомнил, хотя лучше бы... Лучше бы этого никогда не было... Я дотронулся до одного из синяков и с обиженным стоном отдёрнул пальцы: под кожей явственно прощупывался тугой желвак.

— Доброе утро! — раздалось со стороны окна.

Стараясь двигаться медленно и плавно, я сел, свешивая ноги с постели.

Дэриен стоял у распахнутых створок, рассеянно подставляя пряди своих шёлковых волос гребню свежего ветерка. За окном виднелось небо, которое вполне бы могло сойти за продолжение моих синяков.

— Вообще-то уже вечер, — вяло заметил я.

Принц пожал плечами:

— Мне это совершенно не важно, а для тебя, раз уж ты соизволил вернуться к нам именно сейчас, этот час может считаться утренним.

Я усмехнулся:

— Ваши учителя риторики и логики не зря получали своё жалованье.

Дэриен лукаво вскинул бровь.

— Придерживайся, пожалуйста, одной манеры поведения, если не ставишь целью меня запутать!

— Запутать? — Я искренне удивился.

— У меня есть уже как минимум две версии твоего происхождения, — довольно сообщил принц.

Я охнул от боли, поднимаясь на ноги.

— Можете не тратить время зря: ни одна из них не будет верной.

— Почему же? — Кажется, он немного обиделся.

— Потому что Истина всегда очень проста, но всегда — неожиданна, посему нет смысла возводить стройные мосты Теории между берегами Реальности: что бы вы ни придумали, действительность окажется иной...

Интересно, хоть какая-нибудь одежда здесь имеется? Положим, перед принцем я могу ходить голышом, но не думаю, что взору других людей моё обнажённое тело будет доставлять удовольствие... И скажите на милость, почему сильнее всего мёрзнет шея, а не другие части тела?

— А кто учил тебя? — Фрэлл, опять я позволил своей дурной привычке философствовать по поводу и без повода выглянуть наружу!

— Да уж кто только не учил... — неопределённо попытался я отговориться, но принц покачал головой:

— Знаешь, я впервые за последние месяцы по-настоящему жалею, что ослеп.

— И что же тому причиной?

— Не «что», а «кто»! Ты!

— О, я польщён. — Странно, ничего не могу найти... — И почему же вы жалеете?

— Меня очень расстраивает тот факт, что я не могу видеть твоё лицо, когда разговариваю с тобой. — Похоже, я доигрался: подобные слова — тревожный знак. Пора принимать меры...

— Поверьте, dou Дэриен, это не самое приятное зрелище на свете... Особенно сейчас.

— Почему... А, ты имеешь в виду клеймо?

— Не только. То ли палач был не слишком умел, то ли, наоборот, с излишним рвением отнёсся к королевскому поручению, но иглы повредили щеку далеко вглубь. Так что половина моего лица почти не двигается...

На лице принца отразилось недоумение пополам с жалостью, и я поспешил отвлечь его от раздумий по поводу моего внешнего облика — не хватало ещё, чтобы одна высокая особа жалела жертву капризов другой высокой особы!