На Вике ловелас Бальзамов обломался.

Не сработала с ней его обычно беспроигрышная схема блиц-ухаживаний.

– Хочешь большой и чистой любви?..

Такая схема отлично срабатывала с провинциальными искательницами останкинского телевизионного счастья.

А вот с уже избалованной известностью уроженкой столицы приглашение посетить сеновал (или амбар, или овин) не проканало.

Пусть даже амбар этот был квартиркой в престижном районе столицы, нафаршированной всеми достижениями технологии уюта – Вика ни капли не впечатлилась.

Но Бальзамов особо не расстроился, находя утешение в трех своих основных принципах, которые, словно три кита, составляли опорную парадигму его мироздания.

Во-первых, настоящий ловелас должен спокойно относиться к отказу девушки. Ведь его жизнь – это постоянные предложения красивым женщинам, по десять раз на дню, и если хотя бы две из десяти соглашаются, то с сексуальной жизнью бабника все в порядке – секс ночью обеспечен. А отказы – это обычный нормативно допускаемый процент брака…

Во-вторых, секс сексом, а работа тоже должна делаться. Поэтому на шоу надо брать не только своих и чухих любовниц, но и любимчиков публики, которые будут делать рейтинг программе. Поэтому отказ актрисы – не основание, чтобы вычеркнуть ее из списка участников шоу.

И в-третьих, наконец, в шоу будет много девушек. И много времени. Так что либо эта еще передумает, либо с другими сладится.

На том душа и успокоилась.

Тесен мир.

Но счастью в нем тесно не бывает.

Сделавшись на старости лет сентиментальным, Баринов, перед тем как окончательно решить вопрос с участием Ланы в реалити-шоу Бальзамова, решил встретиться с продюсером лично.

Сговорились пересечься в "Двух Соколах" на Ленинградке. Потому как Бальзамову из Останкино это было удобнее, чем тащиться в центр к Баринову на его Чистые пруды или тем более – в модную Барвиху.

"Два Сокола" – стильный снэк-бар с пивным меню и комнатой для игры в американский пул – хоть и расположился между Соколом и Октябрьским Полем, но своим названием был обязан вовсе не станции метро Сокол, а старо-советским ностальгическим амбициям владельцев бара – узбеков братьев Фаризовых, которые в оформлении заведения использовали образ из старого школьного букваря для первоклашек образца пятидесятых годов. На последней страничке учебника были стихи их соотечественника – народного акына и певца советских степей Абая, в которых мудрец узбекского народа воспел могучий зеленый дуб как символ Советского Союза, и на ветвях того дуба сидели два Сокола – Ленин и Сталин…

Посреди бара прямо возле барной стойки, за которой с бесконечным упорством протирал свои образцово-чистые стаканы русский бармен в узбекской тюбетейке, высился под самый потолок искусственный дуб с двумя чучелами крупных соколов…

– Вот и мы с тобой, как два этих сокола, – сказал Баринов, пожимая слегка влажную и всегда холодную ладонь Бальзамова. – Поклекочем, поклюём чью-то печёнку и разлетимся в разные стороны…

– Печенку Прометею вроде как не сокол, а орел клевал, – усаживаясь в кресло, хмыкнул Бальзамов.

– Молодец, хорошо у вас на питерском журфаке с историей античной литературы дело обстояло, – одобрительно улыбнулся Баринов.

– У нас знаменитая Шарова-Ампеткова античку читала, – с явным удовольствием вспомнил студенческие годы Бальзамов, – она на лекции и на экзамены со своей собачкой приходила, ей ректорат за ее гениальность все ее чудачества прощал…

– Помню я эту профессоршу, хорошо помню, – кивнул Баринов, – она на мою работу по Платону рецензию написала.

– А что ты про протежейку твою? – делая официантке знак, спросил Бальзамов.

Баринов сделал паузу, дожидаясь, покуда официантка – тоже, кстати, русская, но, как и бармен, в узбекской тюбетейке, – примет заказ. Перехватив взгляд своего визави, которым тот ощупал стройную фигурку псевдо-узбечки, известный критик крякнул, откашлялся и начал как проповедь с амвона:

– Знаешь, Бальзамов, в Писании сказано: "Всякий, кто в мыслях своих пожелал женщину, тот уже совершил прелюбодеяние с ней".

– Ты что, друг мой, решил податься в кино и теперь роль попа репетируешь? – изумился Бальзамов.

– Не ёрничай, – неодобрительно покачав головой, строго сказал Баринов. – Я очень беспокоюсь за свою девочку, которую к тебе на шоу отдаю. Я ж знаю твою похотливую натуру.

– Кто бы говорил! – всплеснул руками Бальзамов. – Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала, Баринов… Невинный ты наш! Или ты сам на эту малолетку запал и переживаешь, чтобы я твой пирожок не тронул?

Баринов начал злиться.

– Ни на кого я не запал. Но хочу тебя предупредить, чтобы ты держался подальше от Ланы. Даже и подумать не смей о том, чтобы к ней подкатить.