Шрифт:
Первый концерт для фортепьяно с оркестром в исполнении Петрова и оркестра питерской Филармонии…
Чего еще попросить у Судьбы?
– Мы больше не будем встречаться, Ванечка, я уезжаю, – сказала Мария Витальевна, поднимаясь с их устланного черным шелком ложа. – Мужа переводят в Австралию, а по его статусу он не может там без супруги.
Иван молчал, ошарашенный этой новостью.
– Представляешь, Ванечка, тридцать часов лететь и при этом делать восемь промежуточных посадок, я не вынесу.
Мария Витальевна чиркнула своей золотой зажигалкой и выпустила облачко белого дыма.
– Я и так-то умираю в этих самолетах, а здесь тридцать часов и восемь раз взлетать и садиться!
Иван не верил.
Как же так, неужели его счастье может просто взять и кончиться?
– А нельзя не ехать? – спросил он, и тон, которым прозвучал его вопрос, был самым жалостливым из всех мыслимых.
– Что? – переспросила Мария Витальевна. – Не лететь? А плыть пароходом туда надо целый месяц, да и не всегда и не отовсюду туда ходят корабли.
– Нет, я имею в виду вообще не ехать туда, к мужу…
На слове "к мужу" Иван запнулся, как будто в горле запершило.
– Не ехать? – изумилась Мария Витальевна. – Нет, я никак не могу туда не ехать, – уверенно сказала она.
– А как же я? – совсем по-детски спросил Иван. – А я как же?
– А ты останешься здесь, – вздохнув, сказала Мария Витальевна. – Я же не могу взять тебя с собой в Австралию…
Счастье рано или поздно кончается.
Но с концом одного счастья рождается другое.
Иван этого не знал.
4.
На даче Мигунов примерялся к ружью.
Нет, не для того, чтобы застрелиться, но…
Но, может, и для того, чтобы застрелиться. Ведь ко всему надо сперва примериться.
И к самоубийству тоже.
Это было ружье его приятеля.
Да и сама дача тоже принадлежала приятелю.
Сам Мигунов на данном этапе своей жизни никакой загородной недвижимостью не обладал.
Не сподобился.
Все вокруг говорили, мол, давай-давай, при твоем положении есть возможность взять участок в Усово по Рублёвке на берегу Москвы-реки, там продается участок, и не каждому позволят купить, там закрытый клуб домовладельцев, но тебе как главному редактору известного телеканала продадут…
И деньги были…
В первый же год его работы на "Норма Ти-Ви" ему платили по "двадцатке" в месяц, то есть четверть "лимона" в год…
Коттедж сразу не построишь, но ведь и знакомые банкиры тогда предлагали дать взаймы. И ведь он бы отдал.
Но Мигунов всегда как огня боялся возни с ремонтами, переездами, строительствами…
В эту стройку только влезь – и больше ничем другим заниматься не будешь, только ежедневно разбираться с прорабом, куда уходят деньги и почему дом так медленно строится.
Жил Мигунов эти годы своей работы на телевидении широко. Ездил везде. Везде платил и за себя, и за друзей. Давал людям в долг. Часто без отдачи.
Играл…
Вернее – поигрывал в казино и чаще спускал все почти до нитки.
Два раза покупал квартиры.
Одну подарил любовнице, когда с ней расходился.
Другую записал на дочь Верочку, как приданое ей на будущую свадьбу.
В общем, был Мигунов гол как сокол!
И сидел он на даче у приятеля своего Василия Ломидзе, сидел, покуда не гнали…
– А ведь скоро погонят, – думал Мигунов, примеряя Васино ружьецо, направив его себе в рот, так чтобы рукою достать при этом до курка.
Скоро отовсюду погонят.
Анна вот прогнала! Прогнала, как узнала, что он уже не редактор…
Прогонят и отсюда.
Может, не сразу, может, поиграют в человеческие ценности, в порядочность, в дружбу… Поиграют месячишко, а потом непременно прогонят.
Мигунов отложил ружьецо.
Как-то все это неопрятно со стрельбой в рот.
Далида, когда отравилась, специально примеряла-выверяла, как будет на подушках лежать – красиво ли? Ведь корреспонденты поди набегут, фотографировать будут…
А из ружьеца в рот – это как-то неопрятно.
Кровь, мозги, осколки черепа… Полкомнаты уделает так, что за день не отмоют.