Шрифт:
Это был огромный магазин, занимавший три этажа, и Мария Витальевна провела в нем почти полдня, искала диск, который никак не могла найти в Москве, – "Сороку Воровку" Россини, записанную в Ла Скала с Розеттой Пиццо, поющей Нинетту и с Анжело Ромеро в партии Фернандо.
Диск этот Мария Витальевна не нашла, но вместо него накупила два десятка других: все увертюры любимого Россини, потом Первый концерт для фортепьяно с оркестром Чайковского, потом Шестую симфонию Чайковского, потом хорошее издание "Волшебной флейты" Моцарта с Карояном за дирижерским пультом, потом еще массу австралийской попсы, начиная от Джейсона Донована и кончая красоткой Кайли Миноуг.
Здесь же, в Вёрджн, Мария Витальевна нарушила сразу два правила жены сотрудника посольства, которым учил ее муж…
Не знакомиться в общественных местах.
И не принимать приглашения подвезти.
Но Энн Дивенлоу была такой милой и приветливой!
Они познакомились, выбирая диски с классической музыкой.
Разговорились.
Энн очень обрадовалась, когда узнала, что Мария Витальевна русская из Москвы, она догадалась по акценту. Выяснилось, что Энн тоже бывала в России, работала там в посольстве Австралии помощницей пресс-атташе.
Потом Энн предложила подвезти Марию Витальевну до посольской виллы, а по дороге затащила ее в ресторанчик, предложив отведать настоящего акульего бифштекса с кружечкой австралийского пива.
Через пару дней Энн и Мария Витальевна уже были лучшими подругами.
Они обе обожали Чайковского и Россини, они обе любили играть в теннис и кататься верхом, они обе любили французские комедии и английскую литературу.
А когда Энн сказала Марии Витальевне, что Ивлин Во и Сомерсет Моэм ее любимые писатели, сердце Марии Витальевны было окончательно покорено. ….
В редкой дружбе не бывает табуированных тем, а лучшее средство преодолеть табу – это собственная доверительность.
Естественность, с какой Энн Дивенлоу поделилась своим сокровенным, буквально обезоружила Марию Витальевну.
– Это твой сын? – спросила Мария Витальевна, когда после стаканчика "маргариты" подруги принялись за ритуальный просмотр альбомов с семейными фото.
– У меня нет детей, – ответила Энн и как бы смутившись, призналась. – Это Генри, он мой друг.
Мария Витальевна помолчала, разглядывая фото юноши, приблизив его к близоруким глазам.
– Ты носишь линзы? – спросила Энн.
– Да, а что? – переспросила Мария Витальевна.
– Просто очки для женщины старше тридцати пяти очень хорошо, они повышают ее сексапил, – сказала Энн и для убедительности тут же надела очки. – Мой Генри мне всегда говорил, что в очках я напоминаю ему его первую любовь – учительницу английского языка из праймери скул**, которую он вожделел и с мечтами о которой впервые осознал свою половозрелость. Знаешь, ведь мальчики не думают о сверстницах, когда им тринадцать или четырнадцать, они мечтают о взрослой женщине с развитой грудью. ** англ. primary school – начальная школа.
Мария Витальевна улыбнулась своим мыслям.
Она вспомнила, что в таком же грехе признавался ей и ее Иван.
– А где сейчас твой Генри? – спросила Мария Витальевна.
– О, это моя беда и мое несчастье, – вздохнула Энн. – Мой Генри уехал в Европу учиться, он теперь в Англии.
– Пишет? – спросила Мария Витальевна.
– Пишет, – ответила Энн.
4.
За три прошедших после начала шоу дня, после разговора со своей бывшей, Мигунов два раза примерялся к суициду.
Сперва он затеял дурацкую игру на шоссе.
Разогнав свою "Ауди" до двухсот, он принялся закрывать глаза.
Зажмурится и считает.
Сперва до пяти.
Раз, два, три, четыре, пять…
Открывает глаза, а машина почти не сошла с прямой – все так же мчится по своей полосе.
Потом стал зажмуриваться на более долгий счет.
До семи.
Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь…
Открыл глаза, машинально подправил рулём траекторию движения – все в порядке…
Потом увеличил счет слепой езды до десяти…
Еле выдержал, открыл глаза и чуть с ума не сошел от страха: машина почти уже выскочила за пределы осевой и едва не столкнулась со встречным автобусом.
Встречным потоком ветра, как будто еще усиленным жалобной сиреной испуганного автобуса, мигуновскую "Ауди" словно ударило, отбросило от встречной полосы и пару минут Мигунов ехал, едва справляясь с прерывистым дыханием и необычайно быстрым биением своего сердца.
– Ладно бы сам, – подумал он, – а эти в автобусе-то при чем? ….