Шрифт:
– Знаю.
– Вот, вот. Там злые и бывают. А на воле злые не встречаются. Они на воле жить не могут. Как звери-людоеды. Сразу на людей бросаются и себя выдают. Ну, их и стреляют. Всех стреляют. Чтобы другим неповадно было людоедничать.
– Годлин, – позвал Якова Ференсас, – позвони в гараж и предупреди всех об урагане. Чтобы машины не выезжали никуда сегодня ночью.
– Я уже позвонил, – спокойно ответил Годлин.
– Еще раз позвони, – нетерпеливо приказал Ференсас. Очевидно, на этот раз их пара проигрывала.
Годлин кивнул и вышел из гостиной. Абуладзе, пройдя через гостиную, вошел в библиотеку как раз в тот момент, когда Дуарте, державший руку Карины в своих ладонях, рассказывал ей что-то смешное. Увидев вошедшего, он невольно вздрогнул и выпустил руку Карины.
– Извините, – пробормотал Абуладзе.
– Не уходите, – позвала его Карина, – мистер Дуарте как раз спрашивал про вас. Ему ужасно интересно. Я сказала, что вы работали в русском ЦРУ, но он не понимает, что это такое.
– Я понимай, – возразил Дуарте, – но ЦРУ есть аналог КГБ, а Карина мне рассказывала, что вы были военный полковник.
– Я работал в военной разведке, – кивнул Абуладзе и, переходя на английский, добавил: – Ничего особенного, просто полковник. В любой армии мира, даже в американской, есть военная разведка.
– Вы так хорошо говорите по-английски, – всплеснул руками Дуарте.
– Не так хорошо, как вы по-русски, – возразил Абуладзе.
– Вы превосходно говорите, – вмешалась Карина, – никогда бы не подумала, что вы так хорошо знаете иностранный язык. В моем представлении бывшие офицеры Советской Армии нечто среднее между нашим Годлиным и вашим Мошерским.
– Они не так плохи, как вам кажутся, – возразил уже по-русски Абуладзе, – каждый по-своему довольно интересен.
– Я хотел у вас узнать, мистер Абуладзе, – сказал по-русски Дуарте, – как вы, грузин по национальности, служили в русской армии. Более того, вам позволили служить в разведке.
– Во-первых, я служил в Советской Армии. Во-вторых, ни в Советской, ни в российской армии не делят офицеров по национальности. И, наконец, даже после Сталина в нашей бывшей стране грузин всегда принимали на работу, – пошутил Абуладзе.
– Сдаюсь, – расхохотался Дуарте, – с вами трудно спорить. Хотите выпить? У нас есть две бутылки отменного кампари.
– Спасибо, я не пью.
– Напрасно. Я знаю рецепт неплохого коктейля.
– Извините, – Абуладзе вышел из библиотеки, столкнувшись с Мошерским. Тот стоял у дверей.
– Нечто среднее, – горько сказал он, повторяя слова Карины, которые он явно подслушал. – Вы «нечто среднее» между мной и Годлиным.
– Она пошутила, – пробормотал Абуладзе, – и не нужно все принимать так близко к сердцу.
– А я уже ни на что не реагирую, – отмахнулся Мошерский.
Абуладзе прошел в гостиную и не нашел там никого, кроме сидевшей у телевизора Ольги.
– Все разошлись, – понял Абуладзе.
– Кто куда, – кивнула Ольга. – Женщины даже решили одеться и выйти на веранду, хотя там такой ветер. Делать им нечего, поэтому и бесятся. А мужчины, кажется, хотят подкрепиться. Кухарка уже уехала, и Арнольд предложил нашему Батуеву самим поискать на кухне что-нибудь съедобное.
– А почему вы не идете спать?
– Не знаю. Не хочу. Говорят, будет какая-то музыкальная передача.
Абуладзе нахмурился. Потом спросил:
– Мужчины уже на кухне?
– Нет. Оба поднялись вместе с женами. Но сейчас все вернутся.
– А Годлин? – Он куда-то вышел. Я не видела куда.
– Почему вы не поднялись к себе? – спросил Абуладзе. – Уже достаточно поздно, и вам нужно спать. Или вам доставляет удовольствие видеть этих двух дамочек, к которым вы явно не испытываете симпатии.
– Я хочу смотреть телевизор, – упрямо сказала Ольга. – Или мне нужно идти спать сразу после передачи «Спокойной ночи, малыши!»? – издевательски спросила она.
– Вы же прекрасно меня поняли, – вздохнул Абуладзе, выходя из гостиной. Пройдя к лестнице, он хотел подняться, но затем раздумал и, подойдя к входной двери, приоткрыл ее. Перед домом стоял автомобиль, в котором сидели двое охранников. Завидев Абуладзе, оба закивали в знак приветствия. Они уже знали, кто этот странный гость. Кивнув им в ответ, Абуладзе вернулся в дом. Он стоял у лестницы, когда сверху начали спускаться Батуевы.
– В такую погоду выходить на веранду верх безумия, – с раздражением говорил муж. – Почему тебе пришла в голову такая нелепая затея?