Шрифт:
– Вернер, сделаем так. Э, ровно через две недели я тебе позвоню. Хорошо?
– Да, то есть, 17-го.
– Если у меня не получится так, то я смогу только в начале августа. Понимаешь?
– Ну, хорошо! У меня с этим нет проблем.
– И в августе. Собственно, тогда для меня все равно, когда именно.
– Ах, даже так?
– Да.
– На выходных или в середине недели!
– Хорошо тогда так и будем планировать! Сразу!
– Так и планируем, да?
– Да.
– Но я все равно позвоню тебе ровно через две недели.
– Точно, 17-го еще раз в то же время?
– Да. У тебя получится?
– Да, получится, получится.
– Ага!
– Теперь другой вопрос. Скажи, ты говорил про ту же страну, что в первый раз, или про тот же город?
– А – тот же город! Э! Там тоже можно, или мы поедем немножко на юг, там, где есть минеральные воды, знаешь?
– Ах, так!
– Ты понял, да?
– Ну, я буду точно знать 17-го, смогу ли я. Если я буду не на машине, тогда для меня это трудно. Но мы 17-го сможем об этом поговорить.
– Да, мы поговорим. Да! Мы можем и в том же городе, где мы увиделись в первый раз.
– Хорошо!
– А как для тебя лучше?
– Ну, для меня лучше в городе.
– Ты точно решил?
– В городе, где мы были, мне лучше.
– Хорошо.
– У меня тогда будут разные возможности, чтобы туда приехать и уехать назад. Тогда мне не нужно будет ехать на машине через всю страну.
– Хорошо, тогда через две недели я тебе позвоню.
– Договорились.
– Спасибо.
– Тогда, всего хорошего.
– Пока!
– Пока!
Я прокрутил кассету назад и еще раз прослушал только что записанный разговор. На пленке было полно шумов и помех, но, сконцентрировавшись, все можно было понять. Теперь я отправился со своим пакетиком в близлежащий супермаркет. Хайке была на месте вовремя. Не говоря ни слова и не глядя на нее, я опустил мой пакет в ее тележку. Потом я купил себе продуктов и снова исчез. Хайке сделала то же самое.
Теперь снова наступило радиомолчание. Никаких звонков, никаких инструкций, просто ничего. Фирма "южных фруктов" молчала как мертвая. Я впрочем, уже не обращал на это внимания. Если я вскоре что-то и услышу, то тут же все отменю. Так я четко уже решил для себя. Но вот четырнадцать дней уже почти прошли, и следующий звонок "Вольфганга" все приближался и приближался. Постепенно я начал беспокоиться, потому что в БНД вообще никто не шевелился.
И вдруг, 16 июня, мне по почте опять пришло письмо в уже привычном стиле реферата 94.
Привет, Норберт!
Роды были тяжелыми, но поспешишь – людей насмешишь. Пожалуйста, прими звонок в четверг совершенно нормально. Если он не согласится на предложенный тобой срок в начале июля, тогда соглашайся на август. Если он будет настаивать на конце июня, откажись – нам не хватит времени.
Документация как в прошлый раз, только в этот раз меня самой на месте не будет. Будет Рольф, один из людей Франка. Ты его уже видел пару раз, и сразу его узнаешь. Маленький, черные волосы зачесаны назад (обычно напомаженные), всегда одет как итальянец.
Я договорилась с ним об условиях передачи, как у нас было в прошлый раз. Для тебя меняется только лицо и номер телефона, по которому ты сообщишь ему: 0172/830хххх. Он проинформирован, что только ты знаешь этот номер, потому тебе нужно сказать ему лишь время.
Мы свяжемся с тобой только через день, когда Рольф снова будет здесь, так что не жди с особым нетерпением.
Пока! Хайке.
Хотя я уже неоднократно и настойчиво просил прислать мне, наконец, технику для записи телефонных переговоров, меня снова оставили стоять одного под дождем. Теперь мне это окончательно осточертело. На детский магнитофончик я больше ничего записывать не буду, решил я. Пусть дамы и господа специалисты по шпионажу удовлетворятся моими записанными по памяти заметками. Потому следующий телефонный разговор с "Вольфгангом" я провел без записывающего аппарата, который больше бы мешал. Он позвонил точно в назначенное время, и после короткой беседы мы условились встретиться в Праге 28 августа.
Высокая школа разведывательного мастерства (действие второе)
И снова было то же самое. Две разведслужбы зажали меня между мельничных жерновов. Хотя эта деятельность мне совершенно опротивела, увернуться от нее я так просто не мог. Это было и запутанно и противно. Российская разведка не отпускала меня. Очевидно, ее интерес ко мне оставался непоколебим. И это несмотря на то, что о первых встречах написали даже в немецких газетах. Что же за этим могло стоять? Единственным возможным объяснением было то, что русские по-прежнему искали настоящие имена моих агентов. Ну, а что же делала Федеральная разведывательная служба? БНД играла какую-то игру, цель которой мне никто не мог назвать. Но при этом пуллахцы взывали к моим чувствам, упирая на то, что я, мол, должен участвовать в этой игре из лояльности и чувства долга. Опасная взрывная смесь. И смысл понятие "одиночество" в те дни я определил для себя совсем по-новому.