Главное обвинение, о котором я узнал лишь косвенным путем, состояло в том, что я в Праге якобы намеренно отключил или вывел из строя мобильный телефон. Экспертиза доказала, что могло быть только так. Но действительно ли телефон не работал? Я ничего с ним не делал. Да и зачем? Я просто положил его в карман и все. Я обратил внимание, что этот миф о преднамеренно выключенном или испорченном телефоне просачивался ко мне с разных сторон. Это значило, что его специально широко распространяли в Службе. Защищаться я не мог. Но лишь один из тех, кто должен был знать всю подоплеку, не участвовал в распространении этих сплетен: Франк Оффенбах, чьи техники, вероятно, совершили какую-то ошибку.

Потому я позвонил ему 6 октября и попросил рассказать все, что он знал. Франк Оффенбах ответил, что мне не следует верить ничему, о чем болтают. Он по-прежнему полностью доверял мне. Но больше он ничего не имел права рассказывать. Я видел, в каком разладе с самим собой он очутился. Он так же точно, как я сам, знал, что никаких манипуляций с телефоном я не делал. Это чувствовалось по его разговору. Он, как всегда, был настолько порядочным человеком, что намеком дал мне это понять. С другой стороны, однако, шеф "наружников" не мог пойти на то, чтобы раскрыть мне интригу руководства отдела безопасности. В противном случае, его руководители сами бы немедленно потребовали от него объяснений. А этого он не мог и не хотел.

Впрочем, на мой вопрос о суматохе в зоопарке в конце встречи он ответил сразу. Так как в то утро в пражском зоопарке было очень мало людей, он приказал своим филерам не заходить внутрь, чтобы не привлекать к себе внимания. В конце моей встречи с "Вольфгангом" люди Оффенбаха увидели, что мы с разведчиком ФСБ направляемся к выходу. Но они не смогли увидеть, что мы не вышли из зоопарка, а повернули направо, в пивной сад. Потому для них мы как сквозь землю провалились. Кое-кто предположил, что я уже вышел, а они наш выход прошляпили. Другие считали, что мы еще в зоопарке. Среди "наружников" началась суета. Потому шеф решил сам прояснить ситуацию.

Он рассказывал мне так: – Я сказал, что сам пойду и взгляну. Может быть, мы еще долго будем ждать их, а они с Норбертом уже скрылись за горами. Но теперь у кассы стояла уже длинная очередь. А я ведь совсем не хотел осматривать зоопарк. Мне нужно было сделать лишь пару шагов за угол, посмотреть, нет ли тебя где-то поблизости, например, в кафе. В этот момент я не мог ждать. Если покупать билет, то пройдет еще десять минут. Все там шло довольно медленно.

Итак, я прошел мимо очереди. А там сидела на стуле эта "драгунша" в униформе… Я пытался объяснить ей, жестикулируя руками и ногами, что мне не нужен билет, я не пойду в сам зоопарк, мне нужно пройти только двадцать метров, вон туда, я посмотрю и сразу вернусь. Ладно – всего одна минута. Но она тут подняла шум, ну да, ты же его слышал. Но мне уже было все равно. Я забежал вовнутрь, а она бегом за мной. Ну, скажу тебе, я был рад, что она меня не побила. Закончив рассказ, он громко рассмеялся.

За последующие месяцы мы время от времени созванивались по телефону. Нашим дружеским отношениям ничего не могло помешать. К сожалению, лично нам уже не довелось увидеться. Совершенно неожиданно тяжелая болезнь вырвала его из жизни. 9 октября 2000 года я отдал ему последние почести. В его лице я потерял не только друга и коллегу, но и человека, больше всех знавшего о БНД. С его знаниями он не только легко мог бы снять все обвинения с нас с Фредди на нашем судебном процессе, но и был бы для Службы настоящей опасностью.

Мне рассказывали, что в последние месяцы он вообще не общался уже со своими шефами и очень давно старался не заходить на территорию Центра. Его разочарование в своей разведслужбе стало к тому времени, судя по всему, очень глубоким.

Прощание со Службой

За время между возвращением из Праги в последнюю субботу августа и звонком Франку я несколько раз получал письма из Мюнхена. Моя отставка по состоянию здоровья приближалась. Если за предыдущие недели ко мне приходили послания на простой бумаге, без "шапки", то за сентябрь у меня установилась с БНД настоящая "дружба по переписке". Внезапно из небытия вынырнуло Управление по военной науке (Amt fuer Militaerkunde).

Это заведение, служившее прикрытием для всех военных Бундесвера, служивших в БНД, вдруг стало проявлять активность. Сначала в одном письме меня поздравили:

…Вы завершаете 25-летний срок вашей службы. К сожалению, я вынужден вам сообщить, что предусмотренное чествование и предоставление юбилейной надбавки к жалованью должно быть отложено из-за продолжающегося служебного расследования…

Вскоре после этого я в своем почтовом ящике обнаружил незапечатанный конверт. Сопроводительное письмо было приятно коротким:

Уважаемый господин Юрецко!

В связи с выходом в отставку согласно параграфу 44, абзац 3, Закона о военнослужащих пересылаем вам приложение для ознакомления и хранения.

С уважением

Подпись

Упомянутым приложением было свидетельство об отставке.

Как-то в те же дни ко мне домой залетел и мой послужной список. Особенность состояла в том, что в "шапке" было написано "Управление по военной науке", зато подпись была: "управляющий правительственный директор". Какое совпадение – тот самый самозваный специалист, осуществлявший общее руководство последней миссией в Праге. Помимо многих общих мест он усердно хвалил мои служебные достижения, как "в конечном счете, очень далеко выходящие за рамки поставленных вам служебных требований".