— Вот в том-то и дело: что считать ныне «настоящей борьбой с царизмом»! — подхватил Михаил. — Знать, точно знать, что мы сегодня должны делать, знать точные перспективы своего дела, а не блуждать в глухом лесу эмпирики! В основе должна быть прочная позиция, которой не может быть без настоящей теории. Действовать практически, тем более других еще ввергать в эту деятельность, и не вполне понимать, что к чему, — это… — он запнулся, подыскивая нужные, но не слишком резкие слова, — это — даже непорядочно, если хотите. Надо определенно понять: какова теперь программа, что есть наша истина и наша правда, где, в чем наш путь? Без этого действовать невозможно. Мы должны, повторяю, знать наши цели и задачи сегодняшние, цели и задачи перспективные…

— Ну так и в чем они?.. — резко спросил Егупов.

— Наши цели? Наши задачи?.. Они выражены довольно прямо и точно Плехановым. Он сказал именно о нас, революционных интеллигентах, что задача наша в следующем: мы должны усвоить взгляды современного научного социализма, распространить их в рабочей среде и с помощью рабочих приступом взять твердыню самодержавия. Он сказал совершенно определенно: революционное движение в России может восторжествовать только как революционное движение рабочих. Другого пути нет и не может быть…

— Но рабочих, стало быть, надо сначала просветить, привить им социалистические взгляды? — не без ехидства спросил Егупов.

— Именно так, — Михаил спокойно кивнул.

— Стало быть… нужны постепенные действия?.. — вставил Квятковский.

— Именно так, — снова утвердительно кивнул Михаил.

— Да что могут значить все ваши постепенные действия для такой силы, которая ни с чем другим не считается, кроме силы же? Только проявлением своей силы и решительности, только постоянным террором мы, революционеры, сможем заставить эту силу считаться с собой! — выпалил Егупов и гляпул на Кашинского, как союзник на союзника.

— Таким образом, мы в глазах народа, с помощью всо той же силы, имеющей для того много средств, становимся просто преступниками, смутьянами, от которых можно ожидать чего угодпо, — подытожил сказанное Егуповым Михаил. — Вспомните убийство предыдущего Александра… Что произошло после того? Эта самая сила послала во все концы телеграммы, курьеров, поднялась целая волна «народного возмущения», и народ действительно стал поглядывать на всяких революционеров весьма угрюмо, не очень-то разбираясь, кто из них есть кто. Я помню это по Ставрополю, по своей станице, помню тогдашние разговоры. Нет, террор — не путь! Террор — это всегда группка, горсточка заговорщиков. И какими бы светлыми мотивами эта группка ни руководствовалась, она останется всего лишь горсточкой «возмутителей спокойствия», «преступной группой», и еще, и еще невесть кем и чем, по жандармской терминологии…

— Так, выходит, — горячился Кашинский, — надо ждать, когда весь народ познает научные осповы социализма?.. Х-ха! Этого мы никогда не дождемся! Жесткая, решительная борьба должна сама просветить массы. Она им и покажет их настоящих врагов!

— Во-первых, не «ждать», а во-вторых, не о каком-то поголовном просвещении социализмом идет речь, но о создании рабочей партии, которая организует рабочий класс и поведет его на борьбу. Наша цель и должна быть именно таковой — вызвать рабочее движение и организовать рабочую партию… — Михаил усмехнулся. — А ставка на горстку героев, одухотворенных идеей, — это вчерашний день! Ныне мы твердо должны стать на почву западноевропейского рабочего движения, если хотим серьезно отдать себя классовой борьбе рабочих.

— Ага-ага! Давайте жить, как сказано в одной сказочке: помаленьку-то покойнее, а потихоньку — вернее! — Егупов усмехнулся. — Оно ведь как: и капля камень долбит! Слышали! Но чтоб продолбить камень, этой капле понадобятся миллионы лет! У нас таких сроков нет в распоряжении! Но у нас есть кое-что подейственпей…

— Все тот же террор? — прямо спросил Михаил.

— Да, все тот же террор… — с вызовом ответил Егупов.

— Весь террор стоит на гордом избранничестве, на групповом или одиночном героизме. И в этом вы видите путь?! — Михаил покачал головой. — Не клан заговорщиков, а общность с теми самыми людьми, ради которых объявлена борьба!

Егупов поморщился, усмехнувшись, спросил:

— Неужели вы и впрямь верите, что можно пробудить в какие-то несколько лет весь народ?! — Не дожидаясь ответа, выкрикнул: — Да этого века еще надо ждать! Века! Только набат, только решительные действия могут поднять массы! Уверен! Любые действия, ведущие к обострению борьбы, к созданию революционной ситуации, годятся для нас, революционеров! Любые! Цель оправдывает средства! Я так считаю!

— Цель оправдывает средства?.. Эти слова мне приходилось слышать уже не раз. Нет! Скверные средства способны сделать столь же скверной и саму цель. Привыкнув к дурным средствам, человек неизбежно исказит и саму цель. Эти три слова столь же пошлы, как и вот эти три: «Победителей не судят…» Есть в таких словах явный разлад с совестью, даже полный отказ от нее…

Люди, исповедующие такие принципы, не имеют права называться революционерами, ибо революционер доджей быть человеком твердых и чистых принципов.

— Значит… вы… совершенно не приемлете террор? — спросил Кашинский, и Михаилу стало ясно, что спрошено было с подвохом.

— Совершенно не приемлю, — твердо ответил он.

— Хорошо… Хорошо… — Кашинский принялся листать тетрадочку, лежащую перед ним на столе. — Давайте посмотрим, как об этом сказано самим Марксом… Вот! — Он хлопнул по тетрадочке. — Я специально выписал, послушайте: — «Насилие является повивальной бабкой всякого старого общества, когда оно беременно новым». Что вы на это скажете?! — он уже с вызовом посмотрел на Михаила. — Тут не может быть двух толкований. Понимать эти слова можно лишь однозначно, лишь так: когда старая общественная форма уже готова разрешиться от бремени новым общественным строем, насилие должно сыграть роль повивальной бабки! То есть помочь родам!..