Шрифт:
Все это я знал наизусть. Не то, чтобы так часто приходилось бывать здесь. Но технология обслуживания орбитальных баз входит в курс лекций на любом из полигонов. Тем не менее, я вел себя словно новичок, которого впервые взяли в промышленную зону кратера Архимеда. В конце концов мы отыскали укромный уголок в глубине сада, среди карликовых деревцов с непропорционально широкими кронами. Мы устроились в беседке, сплетенной из пластиковых лент, копирующих листья тропических растений. В глубине ее таилась стойка, словно перенесенная сюда из фильмов о диком Западе. Все вместе было удачно упрятано среди деревьев. Но кроме нас, здесь ни единой живой души не было. А за боковой стенкой купола вырисовывалась резкими линиями неровные кряжи Альп.
Больше всего меня подкупало, пожалуй, ее спокойствие. И то, как она изложила свое дело. Она знала все, что произошло во время этого представления с мнимым полетом. Знала, что для меня это был настоящий рейс, и сражение, и смерть. Пришла попросить, чтобы я не так торопился. Несмотря ни на что. Для этого требуется немножко мужества. Даже, если сделать это так деликатно, как она. Без расставления точек над «i».
Я подумал, что она оказалась бы не худшей спутницей для парня из инфорпола. Разумеется, не для того из них, кто отправляется на тринадцатилетнюю прогулку. Даже в этом случае, если у него есть шансы вернуться.
Оказалось, она замолчала. Ее взгляд скользил по сверкающему, белому плоскогорью к линии скалистых утесов. Задумалась. Я встал и принес от стойки два фруктовых коктейля. За стойкой перемещался плоский робот, напоминающий мишень в ярмарочном тире. На шее его красовался шелковый платок, и серебряная звезда – на груди. Словно в те времена, из которых он, якобы, происходил, ни один шериф ничем другим не занимался, кроме как снабжал посетителей стаканчиками яблочного сока.
Несколько минут она просидела неподвижно. Потом, не отрывая глаз от линии горизонта, произнесла, словно сама себе:
– Я здесь была с Кросвицем.
Не скажу, чтобы это были те слова, которых я ожидал.
– Да? – буркнул я из вежливости.
Она повернулась ко мне. Какое-то время разглядывала изучающе, потом улыбнулась. Это была улыбка молоденькой девушки, которая неожиданно додумалась до чего-то такого, что никогда не бывает неприятным.
– Говорила с ним... о том же самом? – быстро спросил я.
Она посерьезнела. Возразила движением головы.
– Я об этом думала, – прошептала она. – Но он... – она замолчала.
Я ждал. Сделал глоток терпкого напитка и отставил бокал.
– Отказался? – подсказал я.
– Не то, – ответила она задумчиво. – Он просто не слушал. Ему хотелось... впрочем, не стоит об этом, – она отвернулась. Покраснела и неожиданным движением потянулась за фужером с коктейлем.
– Понимаю, – буркнул я. – Может быть, я его повстречаю там. Но любить не буду.
– Ах, нет, – воскликнула она, но неубедительно. Подняла фужер чуть повыше и посмотрела на меня через стекло.
– В самом деле? – поинтересовалась она. Это прозвучало как приглашение к совместной игре.
Я рассмеялся, приветственно поднял боком с соком. Неожиданно я почувствовал себя молодым. Словно никогда не видел сверкания аннигиляции, словно никогда, обреченный на смерть, в полутора парсеках от дома, не провожал стартующих в направлении Земли товарищей.
Она ответила улыбкой и погрозила мне пальцем. Я встал и отнес бокалы на стойку. Она тоже поднялась, разгладила юбку и подошла ко мне. Остановилась сразу же позади меня. Я медленно повернулся. Она смотрела на меня внимательно, нахмурив брови. Я же уставился в пространство за куполом, приложив палец к губам и с волнением, словно открыл нечто неслыханно важное, указал рукой в направлении гор. Когда она повернула лицо в ту сторону, я чмокнул ее в щеку. Она отскочила. На мгновение мне показалось, что она скажет что-то такое, что вряд ли доставит мне удовольствие. Но она промолчала. Чуть погодя глаза ее поласковели. Только лицо оставалось серьезным, чуточку излишне серьезным. Она придвинулась ко мне и осторожно, словно проверяя, нет ли у меня горячки, поцеловала в губы. Я не шевельнулся. Она в самом деле начинала мне нравиться. Вовсе не потому, что была такой спокойной. И отличающейся самообладанием. В любом случае, не только поэтому.
Ни слова не говоря, она взяла меня за руку и увела в сад. Мы спустились на средний уровень. Все время я ладонью ощущал прикосновение ее маленьких пальчиков. Потом мы оказались перед белыми дверями. Она коснулась замка, и когда двери исчезли в стене, кивнула. Отпустила мою руку и вошла первой.
– Заходи, – произнесла она спокойно, слегка охрипшим голосом. – Мне надо тебя обследовать.
– Обследовать? – изумился я.
– Я же медик.
Я проснулся рано, с ощущением, что сижу в кабине ракеты, пробивающейся сквозь атмосферу, и высунул руку из иллюминатора. Я поднял голову и огляделся. Ракеты не было. Я лежал в комнате возле диспетчерской, которую мне отвели под постель. На сгибе моего локтя виднелся пушистый клубок волос, цвета зрелых осенних яблок. Ее волосы были чуть-чуть темнее моих, но это невозможно обнаружить, пока не увидишь на месте.
Она сказала что-то, зашевелила губами и открыла глаза. Некоторое время с изумлением рассматривала нечто, лежащее на ее плече и являющееся моей ладонью. Потом перевернулась на бок и подняла голову. Посмотрела на меня внимательно, чуть ли не пытливо.
– Если ты теперь скажешь, что я тебе не нравлюсь, – предостерегающе заявил я, – то это будет рекордом наблюдательности.
Она усмехнулась и приложила мне палец к губам.
Три четверти часа спустя я стоял у дверей своей комнаты, облаченный в скафандр, с полным стартовым снаряжением. Я не считал, что сделал что-нибудь не так, как следовало. Все, что я говорил о себе и своей работе, не означало, что веду образ жизни средневекового монаха. Иначе как же Итя?