Я выкарабкался из гибернатора до того, как автомат успел до конца раскрыть люк. Глянул на остальных. Убедился, что они тоже не спят, и одним прыжком оказался в своем кресле перед пультом. Сразу бросились в глаза указатели потребления мощности автоматов наводки. Намного выше нейтральной позиции. На пульте светились огоньки лазерных генераторов. Работали. Потребляли энергию, а это могло означать только одно.

– Запись, – бросил я, не отрывая глаз от экранов.

Боковой экран немедленно ожил. Медленно, словно в старинном фильме, перед нашими глазами проплывали картины, зарегистрированные автоматами. Последние минуты нашего сна.

Пятнышко на экране тахдара. Подобно той искорке во время псевдостарта. Никакая не искорка. Корабль с химическим двигателем. Компьютер определил даже состав горючего. Бор, водород и еще что-то, указанное только в цифровой записи. Для такого рода топлива корабль, или что там было, развивал вполне недурную скорость. Его курс пересекал наш. И непохоже было, чтобы он собирался уйти с дороги.

Далее все пошло как по справочнику. Импульс генераторам и автоматам наводки. Аварийное пробуждение. Потом только вспышка, заметная невооруженным глазом. И незначительное отклонение от курса, когда «Уран» проходил поле недавней аннигиляции.

На экране еще некоторое время скакали цифры, определяя место и время взрыва, использованную энергию, анализ спектра аннигиляции и все остальное, что нам следовало знать.

– Проверь код, – сказал я Снаггу.

– Порядок, – бросил он чуть погодя. Земля получила полную информацию. Это хорошо. По крайней мере, что-то новое в сравнении с отчетами предыдущих экспедиций.

– А эти, там, в Будорусе, могли они что-нибудь знать? – неожиданно спросил Рива.

Я знал, о чем он призадумался. До сих пор наш полет был чуть ли не копией испытательного.

– Ерунда, – отозвался Снагг, – если бы они что-нибудь знали, о чем не сочли нужным говорить, они бы выдумали какие-нибудь другие штучки.

Похоже было, что мы обладаем единым мнением насчет педагогических талантов руководства. Так что, говорить не о чем. Я бы мог оказаться и в худшем экипаже.

Утром следующего дня, по времени Будоруса, мы вошли в плоскость эклиптики Альфы Центавра. Близость – разумеется, в звездных масштабах – другого солнца, доставила немало хлопот компьютерам. Я заметил, что перед очередным определением положения они задерживаются на долю секунды, словно человек, которого что-то обеспокоило.

На небольшом расстоянии мы прошли мимо Пятой и Четвертой. Это были мертвые планеты с нестабильными ядрами. Для душевного успокоения мы провели стандартные исследования. Их результаты подтвердили данные, полученные тахдаровыми и радиозондами. Ничего заслуживающего внимания.

Чуть ли не с самого начала нейромат выбрасывал на экран, в его нижний угол, расстояние до Третьей планеты. Планеты, от которой с самого начала пути доходил характерный сигнал в радиодиапазоне. Я подумал, что, может быть, близость источника облегчит задание компьютерам. Ничего похожего. Они смогли лишь подтвердить, что эти волны излучаются искусственно усиливаемыми источниками. То же самое мы знали и до старта. Ха, да уже добрые несколько десятков лет.

На расстоянии восемьсот тысяч километров от второго спутника Третьей, цели нашего путешествия и места посадки предыдущих экспедиций, я выстроил корабли клином наоборот. Теперь все время в боковых иллюминаторах были видны фотонные потоки, прорезающие пространство до пределов видимости, и ведущие нас дорогой, отмеченной тончайшими золотыми нитями. Их оставляли за собой дюзы «Меркурия» и «Кварка». Словно кто-то царапнул простым, до невозможности плоским острием по гранатового цвета стеклу, отгораживающему нас от солнечного света. Зрелище было не из худших. Для того, кто забрел бы сюда в поисках зрелищ. Граната это граната, ничего больше. Так, по крайней мере, могло бы казаться. Но тут к нему добавлялись нюансы, которые напрасно было бы искать в околоземном пространстве. Налет этакой прозрачной белизны и кристаллики чуть золотистого пурпура. Разумеется, никаких кристалликов. Но так это выглядело.

Вблизи самого дальнего спутника Третьей, пятого по счету и не превышающего размерами среднего планетоида, уровень радиоволн, передаваемых властителями системы, возрос до такой степени, что нам пришлось приглушить целый диапазон на коммуникационной централи. Похоже, базы у них не было не только на втором спутнике. Может, следовало бы сперва навестить наиболее из них отдаленные. Я бы так и сделал, если бы никто до нас сюда не заглядывал. Но поскольку дело обстояло по-другому, я не стал менять программу. В любом случае, не захотел.

Мы приближались к цели. Через несколько минут заговорят носовые дюзы, напоминающие черные, вытянутые рефлекторы. Начнется последний этап полета.

Начался. Прошло, однако, не несколько минут, а сколько-то секунд. Кабину залил красный свет. Стены содрогнулись от сигналов тревоги. В окошках указателей началось лихорадочное движение.

– Стоп на дюзах, – приказал я.

В долю секунды экран подернулся огнем. Одновременно носы вспомогательных кораблей укутались вспышками тормозных двигателей. Мы плыли по морю полыхающей синевы. Не синевы. Это тоже был гранат, но с оттенком, чуть более светлым, чем у небосвода.