К. задумчиво брел по мостовой, ему надоело жить.

Он не знал в точности, сколько ему лет, а зайти в Центр ленился; единственное, что осталось в памяти, это что со времени последнего капитального ремонта прошло полторы тысячи лет.

Дважды он пытался покончить с собой.

Первый раз подорвал себя динамитом, но уже через полчаса он опять новехонький, как с иголочки, пришел в себя на месте взрыва.

В Центральном Архиве, в разделе белков, хранились все исходные данные на каждого человека, на складах можно было найти протезы любой части тела, а стоило только выйти из строя тому или иному органу, как в течение четверти часа на месте происшествия оказывалась Ремонтная Бригада.

Если кто-то подвергался уничтожению, взрывался или распылялся, радарные установки тотчас же информировали Центр о самоубийстве или несчастном случае, и тогда Центр запрашивал из отдела Памяти точный генетический код погибшего индивида, объем его мозга, молекулярное строение органов и без промедления подбирал соответствующий комплект запасных частей, соединял их воедино, снабжал организм необходимым запасом энергии и знаний и доставлял новое существо на место.

Однажды в порыве отчаяния К. пробрался в кодовый зал, исправил в своем двоичном генетическом коде два нуля на единицы и после этого взорвал себя.

Через пять минут его снова вернули к жизни; беспрерывный, дублируемый контроль приборов обнаружил подделку, и К., водворенный на прежнее место, продолжал тоскливо загорать у плавательного бассейна.

Невеста бросила его, и он чувствовал себя несчастным, хотя и знал, что где-то в бескрайнем будущем девушка обязательно вернется к нему, нужно только подождать. Он ждал и томился от скуки.

К. достал древние книги и погрузился в чтение. Ему попались стихи, написанные еще в давние, доисторические времена.

Он рассеянно перелистывал страницы, пока не наткнулся на строчку, которая неожиданно ему понравилась:

И сегодня живу я в завтрашнем дне вчерашнего.

Еще в предвечности, в ту формацию, которую называли «двадцатым веком», какой-то безумец сочинил эти строки.

К. понравился запутанный текст.

После обеда он, прогуливаясь, направился в центр столицы и все твердил про себя запомнившуюся фразу.

В конце какого-то переулка он остановился перед громоздким сооружением, напоминающим гигантских размеров микрофон, и, улыбаясь, повторил в диктофон непонятную фразу:

И сегодня живу я в завтрашнем, дне вчерашнего.

Громадный темпоральный компьютер, казалось, с давних времен ждал именно такой композиции символов. Противоположные временные протяженности — прошлое и будущее — К. одной фразой направил навстречу друг другу и, столкнув два энергопотока, вызвал цепную реакцию. В результате все кванты будущего и прошлого Земли, соединившись при взрыве, превратились в своеобразный темпоральный конгломерат фотонных впадин антиреальности.

В ничтожно малую долю секунды, возник непроницаемый пласт протяженностью в сотни километров, и на Землю рухнуло плотное, шероховатое вещество.

Третья попытка оказалась удачной.

Гаспар де ла Нюи, писатель-поденщик, с рассеянной нежностью провел замшей по бронзовой станине своей гигантской словомельницы. Взгляд его привычно скользнул по огромной, высотой с двухэтажный дом, панели электронной машины, по рядам сигнальных лампочек (все выключены) и приборных шкал (все стрелки на нуле). Затем он зевнул и потер шею.

Он скоротал ночное дежурство, подремывая, попивая кофе, дочитывая «Греховодников с астероида» и «Каждый сам себе философ». Более спокойной творческой смены нельзя было и пожелать.

Он бросил замшу в ящик своего видавшего виды стола и, критически поглядывая на себя в зеркальце, пригладил темные волнистые волосы, расположил пышными складками огромный черный шелковый галстук и тщательно застегнул обшитые тесьмой карманы черной бархатной куртки.

Затем он энергичной походкой направился к табельным часам и отметил время своего ухода с работы. Его сменщик опаздывал уже на целых двадцать секунд, но ему-то что за дело? Пусть голова болит у дисциплинарной комиссии.

В дверях огромного зала, где размещались словомельницы издательств «Рокет-Хаус» и «Протон-Пресс», Гаспар остановился, пропуская первую утреннюю группу восторженных экскурсантов. Их сопровождал Джо Вахтер, сутулый старикашка с вечно слезящимися от пьянства глазами, который почти не уступал писателям в искусстве спать при исполнении служебных обязанностей. Гаспар был доволен, что сегодня ему не придется выслушивать идиотские вопросы («Скажите, мистер писатель, откуда вы берете идеи для своих словомельниц?») и ловить на себе взгляды, исполненные нездорового любопытства (широкая публика свято верила, будто писатели порочны до мозга костей, что было несомненным преувеличением). Особенно приятно было ускользнуть от назойливой дотошности весьма неприятной пары, облаченной в ансамбль «отец с сыном на прогулке» — папаша явно принадлежал к суетливым всезнайкам, а на лице сынка застыло выражение плаксивой скуки. Только бы Джо хоть немного протрезвел, подумал Гаспар, и не дал мальчишке ковыряться в машине!