А во-вторых, как ни печально это признавать, глупо избавляться от такой нужной в хозяйстве вещи, как чистое и всемогущее Зло. Но вот что странно: информация, в общем-то, доступна. Ни Ефрем, ни его отец, ни сами фон Нарбэ даже не задумываются над тем, чтобы попытаться ее скрыть или как-то использовать. А если уж знают они, значит, должны знать и те люди, которым по долгу службы положено интересоваться подобными вещами. И где они, эти люди? Работают? И на каком же этапе их разработка? Не так уж и трудно выйти на Драхена, не составляет, наверное, труда и встретиться с ним. А поскольку он воплотился, значит, появились и способы на него воздействовать. Элис, вон, сама того не понимая, веревки из него вьет. Что же в таком случае могут сделать специалисты, – это никакой фантазии не хватит, чтобы представить.

Исааку Лихтенштейну удавалось вымогать из Змея самые невероятные чудеса. Во всяком случае, еще на первой трети первой тетради для Курта прояснились кое-какие смутные вопросы, касающейся новейшей истории. А ведь тот же Исаак плавал, как ни меряй, довольно мелко. В мечтах своих, да, он устремлялся в заоблачные выси, но научные изыскания прекратил по причинам вполне понятным, после чего стал сугубым прагматиком. И если высказывал Змею желания, выходящие за рамки обычных человеческих фантазий, то исключительно затем, чтобы снизошедшая к нему сила не потеряла интерес к клиенту.

Не может быть, чтоб не нашлось да хоть в той же Германии еще нескольких специалистов уровня Лихтенштейна. Если ни к кому из них не пришел любопытствующий Змей, то лишь потому, что не повезло. Если же целенаправленно проводить эксперименты, искать раздражители, стимулы, на которые последует однозначная реакция, опыт Лихтенштейна можно повторить. Но, достигнув успеха, не погружаться в пучины самоуничижения, а стремиться к новым вершинам. Воплотившаяся идея не способна на развитие как личность. Воплотившееся Зло – тем более. Зло вообще, при всем своем разнообразии, довольно убого, если не сказать, примитивно. Значит, единожды найденная схема будет работать бесконечно долго.

Ну да, осталось всего ничего: начать да кончить.

…На площадке перед подземным гаражом, шофер выскочил из машины, распахнул дверцу перед Куртом. Тот, выходя, поймал взгляд дежурного и разозлился, на себя разозлился, и на парня в стеклянной будочке. “Мерседес” ручной сборки и личный шофер еще не делают человека кем-то особенным. Много ли нужно, чтобы это понять? Видимо, много. Ох, как много еще нужно объяснять, сколькому еще надо учить, причем учить людей умных, людей способных, людей не прозябающих, как этот паренек в должности дежурного на платной парковке.

Взять тех же фон Нарбэ, прекрасного парня Вильгельма, так хорошо понимающего свою ответственность за тех, кто от него зависит. Ответственность он понимает, этакий добрый барин, и, хочется верить, что разумный. Но сколько людей в Нарбэ обеспечивают благополучие замка и его хозяев? Сколько в самом замке трудовой интеллигенции? Обслуга их домашнего аэродрома, личный врач, священник, целый парк техников, не только аэродромных. В деревне вообще без механизаторов не жизнь. А лесники с высшим образованием, ветеринары, ухаживающие за фазанами, оленями и прочей живностью в роще вокруг замка – да мало ли там культурных, образованных людей? И все они проходят по категории “прислуга”. И высшей честью для себя считают отужинать за хозяйским столом. То есть, хозяева держат их ниже, чем средневековые бароны держали борзых собак. Тем позволялось кормиться тут же, в столовой. Как вот Ефрему, особо приближенному за былые заслуги его батюшки перед семьей фон Нарбэ.

Спускаясь в лифте за “Победой”, Курт с некоторым содроганием поймал себя на мысли о том, что Драхен, если обработать его должным образом, способен, наверное, разом искоренить такую несправедливость. Вот только выйдет ли из этого что-нибудь доброе? Если, действительно – разом? Если люди не сами осознают несправедливость, а заставит их чужая и зловещая воля?

Да уж… тяжела ты, шапка Мономаха. Прав Ефрем, зло – оно и так есть, а вот добро, как ни печально, люди должны делать сами. Но это все – теория, наподобие тех же идей, только невоплощенных. На практике же, если человека не заставить, черта лысого он сделает добро, хотя бы самому себе.

В Ауфбе Курт приехал незадолго до полудня, когда горожане уже прятались по домам от бесов, особенно опасных в это время суток. Мать вышла на крыльцо встретить его. Она была расстроена, и, кажется, тревожилась. О чем?

– Вот, прочти, – в руках у нее вчерашняя вечерняя газета, – бедная девочка…

…– Ты правда можешь сделать так, чтобы все забыли? – спросила Элис.

– Да.

– Я хочу забыть, Крылатый.

– Извини, – он покачал головой, – вот с тобой ничего не выйдет. На самом деле, ты хочешь помнить, а я не могу заставлять тебя.

– Тогда пусть забудут другие, все, даже… его родители. Сможешь?

– Конечно. Но потом мне нужно будет отдохнуть. Куда тебя отвести? В отель, в Ауфбе, или, если хочешь – в Срединный мир?

– В Сибирь, и Африку, и Индию, и даже на Луну, если я пожелаю, да?

– На Луне довольно холодно…

Элис фыркнула.

– А на Солнце, mon prince?

– Там тепло.

– Тогда я хочу на Солнце!

…– Что такое? – Курт взял у матери газету. – Что-то случилось с Элис?