Нежелан пристроил на рогульках котелок, купленный в Предгорьях, задумчиво уставился на прозрачную воду. Спина ныла, зад ороговел крупными мозолями, а завтра снова безумная скачка, и задумаешься: благодарить ли коней за такую выносливость, что позволяет скакать день без роздыха?

– Чем побалуешь? – спросил Буслай хмуро.

– Похлебкой.

Гридень скривился.

– Опять? Вчера похлебка, позавчера, хорошо хоть в городе перекусили, а то взвыл бы с тоски. Нет от тебя толку, оставлю в первой деревне.

Нежелан кивнул, скрывая улыбку, ясно ведь – не оставит. Буслай посмотрел на бедовика, поморщился: как легко было рядом со Стрыем, после с Лютом – ни за что не отвечал, дерзил, делал что хотел и поплевывал. А теперь сам глава отряда: из двух людёв, но и так тошно от ответственности.

Взгляд уткнулся в ночное поле, преодолел расстояние, оказался в родном княжестве. Сердце горячо бухнуло, пальцы опустились на шкатулку: ворог будет истреблен! Еще чуть-чуть, несколько дней безумной скачки, и отомстит ублюдкам, что посягнули на родные земли. Если, конечно, их уже не разбили. Не опоздать бы, а то выйдет глупо: столько труда впустую.

Нежелан покидал в кипящий котелок мясо, чуток овощей, помешал длиннорукой ложкой. Вскоре над котелком взвился густой запах сыти. Буслай принюхался, в животе сочно буркнуло.

Нежелан снял парующий котелок, размешал похлебку, попробовал на вкус, довольно цокнул. Буслай достал расписную ложку, потянулся к еде. Трава зашумела. Дрогнув рукой, оглянулся на шум и застыл с раскрытым ртом.

Лют с хмурым лицом подошел, ложка перекочевала из пальцев гридня, черпнула ароматную похлебку, застыла у губ. Лют подул, проглотил, потянулся ложкой еще. Нежелан радостно вскрикнул, затанцевал на месте: хочется обнять воина, но вдруг даст в рыло? Витязь посмотрел на бедовика, грустно улыбнулся.

Буслай кхекнул, ногтями со скрипом почесал затылок, сказал хрипло:

– Э-э, свою ложку иметь надо.

Лют кивнул, зачерпнул похлебки. Нежелан сказал счастливым голосом:

– Лют, как хорошо, что вернулся!

Витязь усмехнулся угрюмо:

– Что, обижал?

Буслай хмыкнул возмущенно, бедовик отмахнулся, затараторил:

– Нет, он добрый, хоть и скрывает, просто я очень тебе рад. Как же ты нас нагнал?

– На гарцуке, – ответил витязь просто.

Нежелан восхищенно заохал. Буслай прикусил губу от зависти к любимцу Перуна, протянул на раскрытой ладони черную шкатулку:

– Лучше пусть будет у тебя.

Лют молча принял, хлебнул еще несколько ложек, отвалился от котелка, пустой взгляд уткнулся в ямку с костерком. Нежелан переглянулся с гриднем, сердце сжалось в тоске: неустрашимый Лют жестоко страдал, глаза отражали краешек той боли, но и от этого наворачивались слезы сочувствия.

– Мы тут в Кряже по-быстрому в оружейную зашли, кольчугу себе присмотрел, – сказал Буслай с живейшим интересом. – И тебе заодно рубаху. Я твой размер знаю, ну, может, чуть велика.

– Благодарю, – сказал Лют бесцветным голосом. – Но зачем брал, я думал…

– И я думал, – прервал Буслай, глядя в глаза.

Лют усмехнулся почти тепло, в печальных глазах мелькнули искорки смеха. Нежелан по просьбе расстелил потник, Лют укрылся одеялом, закрыл глаза. Буслай и бедовик молча похлебали, улеглись спать.

Среди ночи просыпались не раз от сдавленных стонов, плача и жалобного голоса, повторявшего женское имя:

– Чаруня!

Нежелан обессиленно сполз с седла, опасливо ощупал мозоли на заднице, молча застонал. Гридни спешились, осмотрели лесную полянку, одобрительно крякнули. Буслай посмотрел на бедовика недовольно, сказал противным тоном:

– Чего скребешься, шелудивый? Лучше найди воду.

Нежелан оглядел замшелые стволы, порыскал в траве, сплетениях пышных кустов, развел руками:

– А где вода-то?

– Ты не умничай, вон туда иди, – сказал Буслай резко. – Что за олух? Жизнь в лесу прожил, а где воду искать – не знает.

Бедовик проглотил обиду, глянул на чудо-коней, обгладывающих кусты и молоденькие деревца. Лют заметил, сказал бесцветным тоном:

– Сами расседлаем. Иди, но будь осторожней, пуща близко.

– Да, – хмыкнул Буслай, – чуть что – кричи. Хоть узнаем, что воду ждать бесполезно.

Нежелан засопел обиженно, похватал пустые баклажки. Кусты жалобно затрещали, затем треск и хруст затихли. Буслай хмыкнул, расседлал коня.

– Хороши кони, – сказал Люту. – Не сегодня-завтра будем дома. Эх, узнать бы, что там.