Шрифт:
Бородатый оглянулся на замыкающих – безусых отроков, приставленных в услужение к знатным витязям. В светлой бороде мелькнула дружеская усмешка.
– Савка, как поклажа, не потеряли?
– Нет, Лют, волки пока не напали, кобылы целы, – улыбнулся отрок в ответ.
Усатый обернулся: глаза ехидные, но лицо донельзя серьезное.
– Если что, бей хвостатых меж ушей, зря, что ли, взяли булавы. Или меня кликни, подсоблю топором. Хоть отомщу за тебя и Ждана.
Витязь гулко расхохотался. С деревьев упали несколько листков и спланировали в его открытый рот.
– Тьфу!
Тропу огласил дружный хохот, сорока испуганно слетела с ветки и с пронзительным стрекотом исчезла в лесу.
Богатырь обернулся на смех, будто скала шевельнулась; глаза скрыли кустистые брови. Низкий голос огласил округу, и сразу затрепетали деревья, посыпался дождь листьев, сухие сучья защелкали по стволам, а окрестное зверье испуганно примолкло.
– Буслай, хватит озоровать, а то поучу ремнем.
Усатый смиренно склонил голову.
– Поучишь, воевода-батюшка, – ответил он чересчур кротко.
Лют уловил насмешку, сдержанно хмыкнул. Воевода Стрый нахмурился. Чувствуется, что сопляк посмеялся, но каким образом? Буслай смотрел открыто, чисто, мол, и в мыслях не было. Стрый рассерженно повернулся, плевок гулко упал в траву.
Лес, умытый недавним дождем, сиял чистотой, зеленая крыша просвечивала медовым светом. От изумительно свежего воздуха груди путников распирало до хруста ребер. От стволов веяло доброй силой.
Буслаю почудился девичий смех, и он завертел головой: мелькнула за деревом девичья коса, погодя показалось прекрасное лицо самодивы. В черных глазах озорные огоньки, вот-вот язык покажет. Буслай в ответ тепло улыбнулся.
Кольнуло сожаление, что нет медного рожка, тогда бы заиграл, очаровал лесную красавицу звуками, руками обвил тонкий стан, прильнул бы к устам сахарным. Как знать, может, и в жены взял бы нестареющую деву.
– Буслай, хватит о бабах думать! – рявкнул Стрый.
Самодива улыбнулась проказливо и исчезла за деревом. Буслай раздраженно уставился в затылок Стрыя: что за манера лезть в неподходящий момент? Краем глаза заметил ироничную улыбку Люта.
– На себя посмотри, – огрызнулся Буслай и обиженно отвернулся.
Лют пожал плечами, и его взгляд затерялся в сплетении травы.
Маленький отряд уходил в глубь леса.
Глава третья
Юркая сорока скрылась в чаще, но в сплетении ветвей особо не полетаешь, потому сложила крылья и с дерева на дерево перебиралась прыжками. Лесные тенета прорвались утоптанной поляной: в центре язва кострища, рядом вповалку обугленные бревна.
Сорока приземлилась, грянулась о землю грудью. На месте птицы со стоном разогнулась женщина в грязных лохмотьях.
Космы закрывали лицо – глаза зло сверкали в пепельных струях пополам с землей.
– Чего попрятались? – хрипло вопросила женщина поляну. – Есть новость.
Трава у подножия могучего дуба затряслась, и сквозь стебли мелькнули пальцы. Мощная рука отбросила кусок дерна, и из землянки под корнями вылезли лохматые люди. Самый мощный подошел к женщине, спросил неприветливо:
– Чем порадуешь, вештица-сорока?
Оборотниха неприязненно оглядела кряжистую фигуру с засоренной бородой, процедила сквозь зубы:
– Пятеро их. Две вьючные лошади.
Мутные глаза главаря разбойников полыхнули радостью. Он оглянулся на вылезших подельников. Те, усевшись на траву, любовно полировали лезвия топоров, гири кистеней, а двое, кряхтя, натягивали тетивы на луки.
Главарь запустил пятерню в бороду, и на землю хлынул мелкий сор травинок и кусочков коры.
– Добро, чую, будет пожива.
Вештица-сорока тряхнула пепельными космами насмешливо, лохмы открыли на миг морщинистое лицо, похожее на печеную брюкву, злорадная ухмылка обнажила неровный частокол желтых зубов с частыми черными просветами.
– Не хвались загодя, Корчун.
Главарь скривился, взором ожег колдунью:
– Что еще? Договаривай.
– Не простые люди едут. Трое оружных витязей, один настолько могуч, что страх берет. Похоже, княжьи люди, у старшего гривна серебряная, такая же у бородатого, а третий пожиже будет, гривна из биллона кручена.
Корчун нахмурился, в мутных глазах мелькнуло колебание.
– А остальные?
– Отроки безусые, ничего опасного.
Корчун оглянулся на разбойников, у тех уши вытянулись, как у зайцев, ловили каждое слово.