[15 июня 1788]

Вы, матушка Всемилостивейшая Государыня, всегда щедры были в воздаяниях. Как наши поколотили капитан-пашу при всех препятствиях от ветра противного и какое рвение было во всех, и чем мы дрались противу сильного числа и людей столь знающих действовать гребными судами, — Богу слава!

Я представляю на апробацию: Принцу Нассау второй класс Егорьевский. Пауль Жонсу — анненскую, тоже и Мордвинову — за большие заботы и труды. Алексиану, который здесь старший бригадир, — Контр-Адмир[ала], чего он весьма достоен.

Командирам батарей и судов, бывших в сражении: подполковникам и капит[ан]-лейтенантам — шпаги золотые, червонных в двести каждую, с надписью: «За мужество, оказанное в сражении 7 июня на лимане Очаковском». Тоже бригадиру Корсакову1 и Графу Дама де Рожер. Запорожского Кошевого Сидора Белаго — полковником. Походного атамана подполковника и кавалера Исаева2 — полковником.

Прочим, коим я могу делать произвождение, дадутся чины. Рядовым и запорожцам — по рублю.

Бригадиру Рибасу третий класс Владимирского.

Июня 16 ч., 1788

Друг мой любезный Князь Григорий Александрович. Письмы Ваши от 8 июня из лагеря на Буге между Чичаклеей и Чортицой вчерашний день я получила. Сожалею весьма, что, выехавши из Елисавета, от сильных жаров на дороге ты занемог и пришел в слабость и что сим и иными препятствиями остановилось отправление писем к нам. Мы же жили две недели во ожидании посреди пресильных жаров, что духоты, признаться должно, не уменьшало. Радуюсь, что тебе есть гораздо лутче.

Неприятель, усиливая день ото дня под Очаковом, наипаче гребными судами, флот свой (хотя оные поворотливее и многолюднее наших), однако, заботя вас много спекулятивно, в самом деле подал случай к преодолеванию всех трудностей, что усматриваю из письма Вашего, писанного при самом отправлении курьера, на которое ниже сего особенно ответствовать буду. Я надеюсь, что трудности в переходе за Буг вы равномерно преодолеете. Что турки осторожнее стали и от пушек не отходят, сие не столь приписывать, может статься, должно искусству, колико опасности. Петр Алекс[андрович] ко мне пишет, что он на Буге с Вами хотел съехаться. Имеете ли Вы какие вести — где визирь или та часть турецкой армии, наряженная противу нас?

Неранчичу крест второго класса Владимирский посылаю.

По случаю Зернак-Эфендия можно сказать, что гора мышь родила.

Здесь слухи о шведском вооружении и о намерении Шведского Короля нам объявить войну ежедневно и [еже]часно умножаются. Он в Финляндию перевел и переводит полки. Флот его уже из Карлскрона выехал, и его самого ожидают в Финляндии на сих днях. Графа Горда1 он из Берлина выписал, чтоб командовать Финляндской армиею противу нас. Сему человеку мы спасли живот, ибо его покойная Импер[атрица] Ели[савета] Петр[овна], имея его пленником, не выдала шведам, кои хотели его казнить, как казнили Горна и Брага2 в 1756 году. В договоре или министерством данном Венскому двору подтвердительном обнадеживании о целости польских поссесий иного ничего не включено, как то, что уже в трактатах включено было, что им и сказано было, но они неотступно просили, и для это[го], казалось, браниться было не за что.

18 июня

Датчане начали с шведами говорить тоном твердым. Я весьма рада буду мириться, но сей мир ничем не пойдет поспешнее, как успехами вашими, наипаче же взятьем Очакова, [о] котором, дай Боже, услышать скорее3.

19 июня

Вчерашний день получено известие об шведском флоте, что он встретился со тремя стопушечными кораблями нашими, кои пошли вперед к Зунду, и шведы требовали, чтоб Контр-Адмирал фон Дезин им салютовал4, на что послал в ответ сказать, что по трактату между Россиею и Свейскою короною 1743 года 17 артикул положено друг другу нигде не салютовать, но понеже Герцог Зюдерманландский5 брат королевский и двоюродный брат Императрице, то он его поздравит — и выстрелил из 13 пушек, а шведы ответствовали из 8 пушек, и потом наши пошли к Зунду, а их — от Готланда на восток.

Теперь приступлю к ответу на твои письмы, писанные при самом отправлении курьера. Наша публика здесь несказанно обрадована победою, на Лимане одержанною, с которою тебя от всего сердца поздравляю. На три дни позабыли говорить о шведском вооружении. Я вести от тебя о сем полученные скорее разослала повсюду. Теперь ожидаю от тебя подробности и с радостию раздам награждения по сему случаю и по всякому такому, где польза и ободрение службы того требуют.

Прости, мой друг любезный, будь здоров и благополучен, и да поможет и благословит тебя Господь Бог.

Июня 20 число

Сего утра из Стокгольма приехал курьер с известием, что Король Свейский прислал к Разумовскому сказать, чтоб он выехал из Стокгольма6, привязавшись к нему за то, что он в ноте, поданной для изъяснения о вооружении, написал: «Король и нация», — выражение, которое во всех трактатах со всеми державами однако употребляется, а Королю Шведскому казалось оскорбительным. Из чего видно, что лишь искал слабый случай.

Пушкин7, которого я наряжаю командовать в Финляндию, говорит, что Генералов-Майоров у него мало. Я ему говорила, чтоб с Москвы, хотя из отставных или неслужащих, достал; а буде можно, пришлите сюда, кого отделить можете. Правду сказать, из Москвы скорее доедут. С Графом Ангальтом8 мы почти в ссоре: je ne sais quelle mouche l'а pique. [341] Когда ехать пришло, тогда начал требовать чин и команду, и буде не уймется, то заверно разстанемся, ибо закона себе предписать я, конечно, никому не дозволю.