Корнет твой кавалергардский непременно продолжает свое похвальное и примерное и разумное поведение. Я чрезвычайно довольна честностию, добросердечием и нелицемерной его привязанностию ко мне. Он весьма благодарен за ласки твои к нему, и ты его найдешь достойным оных. Мое здоровье поправляется и уже дни по четыре и по пяти я отдыху имею, а именно с прошедшей пятницы ничего отнюдь не чувствую. Что ты болен был, о том очень жалею. Прощай, мой друг, Бог с тобою, и да наставит тя.

Генваря 22, 1791 г.

Друг мой любезный Князь Григорий Александрович. Ожидая с часа на час Г[енерал]-М[аиора] Попова с подробными вестьми о взятьи Измаила, доныне нахожусь еще в невозможности за сие важное дело изъявить мою признательность к тебе и ко всем. Со вчерашним же куриером получила твое письмо от 15 генваря из Ясс. Не самые недоброхоты, хотя злятся, но оспаривать не могут великие тобою приобретенные успехи, коими Всевышний увенчал усердные и искусные твои труды и рачение. Что же оными не гордишься по совету моему, сие хвалю; и да не будет в тебе также уничижение, паче гордости1. А желаю, чтоб ты веселился своими успехами и был приятен и любезен в своем обхождении. Сию задачу тебе выполнить не трудно, понеже тогда природный твой ум находит свободное сопряжение с твоим добрым сердцем. Vos sentiments a mon egard me sont connus, et comme je suis persuadee qu'ils font partie de Votre existence, je suis persuadee aussi qu'ils ne sauroit changer; je ne Vous en ai encore jamais connu d'autres. [446] Господин Питомец мой, ты оправдал мое об тебе мнение, и я дала и даю тебе аттестат, что ты господин преизрядный, а пруссаки дураки злые. Я писала к тебе в предыдущем песьме, что ежели дела не претерпят от твоей езды сюда, чтоб ты сам решился, когда ехать. Теперь вижу из твоего письма, что почитаешь нынешнее время, яко глухую пору. И так думаю, что ты уже в дороге, а сие пишу в запас, паче чаяния, ежели не поехал, и возобновляю тебе дозволение приехать, когда усмотришь, что приездом твоим дела не портятся. Когда Валериян Александрович приехал, тогда я думала, что за ним немешкотно Г[енерал]-М[аиор] Попов будет, и сего я ожидала всякий день доныне, но не бывал. Прощай, мой друг сердечный, до свиданья.

Генв[аря] 24 ч., 1791 г.

Яссы. 9 февраля [1791]

Матушка Всемилостивейшая Государыня. Получа дозволение мне приехать, доношу, что мне до сих пор грудная болезнь и кашель препятствовали отправиться. Хотя не совсем легче, однако выеду сего дня.

В Царьград от визиря посылан был рейс-эфенди с предложением о мире, но чуть Султан не отрубил ему головы. Посланник отправлен в Берлин с вопросами. С его возвращением решится, чему быть1. По узнании об Измаиле столица была в опасности от бунта, но шинки заперты, вино конфисковано, собрания запрещены — и тем укротилось. Не смеет никто Султану говорить, а он пьет.

Отправляясь отсюда, препоручил команду Князю Репнину с полным предписанием2. Я же и сам скоро возвращусь, не имея никаких других нужд, как увидеть Вас и доложиться по делам, и, конечно, вскоре возвращусь.

Получил я письмо от Императора весьма милостивое и от многих поздравления из Вены3. В Галиции и Австрии народ, слыша, что я будто ехал в Вену, расположены были меня встречать и выпрягать лошадей. Я и сим обязан Вам, матушка Государыня. Пока жив

вернейший и благодарнейший

подданный Князь Потемкин Таврический

Друг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Во ожидании скорого твоего приезда не ответствовала я доныне на письмы, привезенные Г[енерал]-М[аиором] Поповым1. Но видя, что твой приезд замедлился, ныне пишу к тебе, дабы тебе сказать, что письмы твои я с Поповым получила, и после того ни строки. Когда приедешь, тогда переговорим изустно обо всем. Ожидаю тебя на масляницу, но в какое время бы ни приехал, увижу тебя с равным удовольствием. Прощай, Бог с тобою.

Февр[аля] 15 ч., 1791

[Март 1791]

Батинька друг милой, я, кроме что горло болит маленько да согреться не могу, ничем сегодня жаловаться не могу. Но, как насморк продолжается, то Рожерсон просил в стужу не ходить; останусь дома, да велю читать1. Прощай, душа, будь здоров.

[Март 1791]

Флот в одном месте лутче будет1, потому что, разделяя части, и внимание и заботы умножаются.

Следовать положению — как зделанному уже, по поводу обстоятельств.

Секретно повелеть заготовить более брандеров и умножить во флоте огненосных орудий.

Оказать охоту к отпору, и сие — живым приуготовлением всего.

Умножить флот большой.

Набрать еще матрозов в зачет противу агличан. Можно помещать по нескольку на корабли и финляндцев. Особливо набережные жители способны к морю.

Не угодно было принять о мещанах, хотя и пробовано было мое представление2. Их триста тысяч. От которого числа по примеру казацких войск долженствовала бы служить пятая часть. Но ежели и десятая, то было бы тридцать [тысяч] исправных воинов. А как есть части, в которых необходимо непрерывное комплектование быть долженствует, как то — флот и артиллерия, то бы и наполнять оные.

[До 24 марта 1791]