– О, непременно! – возопил афинянин, воздевая руки к своду шатра. – Я так и жду этих великих сокровищ! Только скажи мне, славнейший из царей, знаменитый Атрид Агамемнон, откуда эти сокровища на меня свалятся? При штурме меня убьют обязательно, а если проторчим тут дольше, боги, вот увидите, пошлют нам вновь какую-нибудь болезнь, вроде той, которая поразила четыре сотни воинов этой зимой, и уж я-то заболею, с моим-то везением!

– За твое везение, Идоменей! – захлебываясь смехом, воскликнул Менелай, опрокидывая кубок вина и знаком приглашая старшего брата сесть рядом с собою. – Агамемнон, пей с нами! Выпьем за славного нашего Идоменея, который обладает редчайшим свойством в мире: он умирает вот уже двенадцать лет всеми возможными смертями и до сих пор жив и в здравии!

– О да! Хорошо, что у наших врагов нет таких свойств! – подхватил Атрид-старший, наполняя поданный братом кубок. – Не то не слыхать бы нам нынешних стенаний из-за Скейских ворот...

– Да, эти вопли ласкают слух лучше струн кифары! – согласился Менелай. – Вот я бываю зол на Ахилла из-за всех его сумасшедших замашек, а как его не боготворить, когда он одним ударом своего копья открывает нам путь к победе, к сокровищам Трои, к возвращению домой!.. Пускай-пускай троянцы воют! Так ли еще им придется взвыть в скором времени!

Агамемнон залпом выпил вино и налил себе новый кубок, другой рукой отгоняя пчелу, с жужжанием вившуюся возле горлышка ароматного кувшина.

– Только бы на Ахилла снова не «нашло»! – проговорил он, хмурясь. Не нравится мне его нынешнее нежелание даже говорить о сражениях... Ведь Патрокл умер, а клятвой с нами был связан только он, а не Ахилл... Правда, когда Патрокла убили, наш герой в ярости кричал, что останется здесь до окончания войны, но кричал, а не клялся, да к тому же и война может закончится по всякому...

– Но он же убил Гектора! – пожал плечами Менелай.

– Убил, – кивнул Агамемнон. – И тело его проволок за колесницей. Признаюсь, даже меня дрожь прошибла, когда он это сделал. Но прошло два дня, и великий воин размягчился и отдал труп старику Приаму. Говорит, что за богатый выкуп, только никто не видел этого выкупа...

– А вот я думаю, ЧТО он вообще мог отдать? – проговорил Идоменей, между своими жалобами успевший уничтожить солидный кусок окорока и уминавший сочную голубиную тушку, которую обильно запивал вином и заедал виноградом. – Если он, по его же словам, бросил тело прямо на равнине, то спустя два дня шакалы оставили бы от него только кости, да, возможно, клочья одежды...

– И поэтому, – подхватил Менелай, – Приам и Гекуба не устроили публичного оплакивания тела и сожжения его в присутствии всех троянцев.

– Откуда ты знаешь? – быстро спросил Атрид-старший.

– Болтают в моем лагере, – пожал плечами Менелай. – Наши воины ведь нет-нет, да общаются со здешними пастухами, которых встречают на холмах, и с варварами, которые преспокойно торгуют и с троянцами, и с нами. Да, старик-царь заплатил, видно, только за косточки своего сына. И уж этого троянцы никогда не простят Ахиллу и будут призывать на него проклятия всех богов. Значит, ему выгоднее как можно скорее уничтожить их всех или почти всех...

– Сильнее всех его, вероятно, проклинает твоя Елена! – сказал афинянин, кидая птичьи кости в медный тазик и вновь отрезая себе свинины. – Я слышал, что троянцы давно в злобе на нее, а Гектор один защищал ее от их нападок...

– Тем более славно, что больше нет Гектора! – произнес Менелай с великолепным спокойствием. Только алые пятна, разом вспыхнувшие на щеках, выдали его гнев.

Агамемнон хотел было осадить Идоменея за дурацкую шутку, но тут послышался удар гонга.

– Кто идет? – спросил Менелай резко.

В шатер заглянул молодой воин.

– Ты здесь, царь Агамемнон? – спросил он, – Я так и думал... К тебе явился жрец.

– Что? Какой еще жрец? – в недоумении спросил верховный базилевс.

– Жрец Аполлона Хрис.

– О, боги! И что ему надо теперь? – царь поднялся, недовольным движением откладывая кусок лепешки, – Ну, веди же его сюда... Сто лет бы не видел этого старого негодяя, из-за которого приключилась ссора с Ахиллом и случилось столько бед. Давай-давай, Каст, приведи его! Чем раньше он придет, тем скорее, надо надеяться, и уберется...

Жрец Аполлона появился, действительно, очень скоро. Он был не в обычном белом облачении, а в темно-синем длинном хитоне. Кусок ткани того же цвета покрывал его голову, подхваченный вдоль лба полоской темной кожи.

Войдя, Хрис низко склонился перед верховным базилевсом и его братом.

– Да пошлют тебе боги свою милость и покровительство, великий царь! – произнес он негромким, но необычайно звучным голосом.

Хрису чуть перевалило за шестьдесят, но он был крепок и силен. Высокая фигура и широкие плечи, твердая походка, гордая посадка головы говорили о крепком здоровье и твердости духа. Худощавое, волевое лицо покрывал густой загар, на фоне которого были особенно выразительны голубые, светлые глаза, пронзительные и ясные, живые, как у юноши.