И СССР, и США в этом отношении до сих пор были совершенно одинаковы, а то, что одно государство делало свое антимировое дело на социалистической, а другое — на капиталистической основе, положения не меняет. Если бы социализм не рехнулся на достижении мирового первенства — он, может быть, еще и доказал бы свою международность. Если бы капитализм не концентрировался в одной-двух странах, он и не копал бы ту могилу, которую копает сам для себя. Шведы, датчане, англичане — капиталисты, а не копают же? Социалистический могильщик капиталу уже не страшен и, вероятно, страшен не будет, но кто же, как не капитализм, породил марксизм-социализм? Будь капитализм победне2е пороками, откуда было бы в свое время взяться его антиподу? И еще неизвестно, как будет выглядеть следующий (и не менее сильный?) антипод капитализма.

Ну а если так — тем нужнее всем нам тот самый общепонятный дипломатический язык, на котором заговорил Горбачев. Он, этот язык, и должен был силою обстоятельств возникнуть именно между двумя нашими странами. Это — что? Оптимистическая нота в громогласном похоронном марше нашей современности?

Еще замечу: не было бы великих стран, не было бы и ядерного оружия. И химического. И др.

Значит, так: «Новый мир» должен быть журналом беспартийным. Какие к тому доводы? Целый ряд.

В нашем безумно, бездарно и преступно политизированном обществе должен быть хотя бы один беспартийный журнал. (А чем больше их будет — тем все-таки лучше.)

Не я буду бороться за ту или иную партийную программу, пусть партии борются за влияние на меня — беспартийного.

Я знал и знаю, что ни одно достижение культуры, а искусства тем более, никогда не было достигнуто в соответствии с партийной программой. Это ничего не значит, что в партийной программе записано: «развивать искусство и культуру», в лучшем случае это значит, что часть заработанных мною средств и уплаченных в налог партия отдаст на нужды культуры. Но я сам по себе отдавал бы больше, причем не на партийную, а на беспартийную культуру надо ввести разумный налог — и все дела. И партии ни к чему.

В великих произведениях искусства никогда нельзя заметить партийности — ни в Чайковском, ни в Пушкине, ни в Пастернаке, ни в Пикассо. Ни в ком из подлинных гениев. Гениальность беспартийна.

Партийности еще могут быть подчинены техника, производство машин и химикатов, но лично я был далек от этих задач.

А вот настораживать партия меня настораживала: что-то и для меня было не так в постановлениях о журналах «Звезда» и «Ленинград», в том, как преследовался Михаил Зощенко, и особенное недоумение вызвала у меня кампания по разгрому генетики, которую возглавил в 1948 году Лысенко. Я заведовал к тому времени кафедрой гидромелиорации в сельскохозяйственном институте, а лысенковщина коснулась и мелиорации. Лысенковцы разгромили академика А.П. Костякова, которого я почитал и почитаю.

В те времена я не знал, но теперь-то знаю, что партийность — это нынче удел нецивилизованных стран, современность которых — чрезвычайные происшествия, ЧП, в силу которых и благодаря которым и возникают чрезвычайные партии. В цивилизованном мире партии действуют активно лишь в некоторых обстоятельствах, скажем, в выборные кампании, во все остальное время они вполне цивильны и никому особенно не навязываются. Они, будучи демократическими, понимают, что партийность — это антипод демократичности. Демократических правительств, по сути дела, не может быть, демократической может быть только система их выборов.

Партии в цивилизованных странах постепенно вытесняются неуставными движениями — «зеленых», милосердия, по борьбе со СПИДом и т. д.

И еще повторяю: во времена-то партийной диктатуры я не был ни антикоммунистом, ни антипартийцем, ничего не слыхал ни о Мандельштаме, ни о Пильняке.

В 1937 году никто из моих близких серьезно не пострадал, наш Омский сельскохозяйственный институт репрессии каким-то образом почти миновали. И если у меня и возникали какие-то сомнения, то я упрекал в них себя: все понимают, а я чего-то все еще не понимаю?!

И я не один был такой в студенческой среде, вся наша компания была (шесть человек, комната № 36, общежитие № 6) беспартийной, иронически относилась к комсомолу и была занята одним — учебой. Мы учились не на шутку, с энтузиазмом, мы знали, что на производстве специалистов нашего профиля не хватает, что там нас ждут с нетерпением: вот уж приедут на практику студенты, народ грамотный, они и запроектируют такой-то и такой-то канал, узел, систему водоснабжения такого-то колхоза-совхоза.

Многие из нас и дипломные проекты защищали самые настоящие, реальные, и преподаватели — рецензенты выступали в качестве реальных экспертов, а дипломный проект прямо с защиты шел в производство.

В общем, дело обстояло для меня так: будут люди хорошо работать — все будет хорошо, власть — тоже хороша.

Впрочем, я и сейчас, кажется, недалеко ушел от того времени, когда думаю: только та власть, то государство нормальны, которые позволяют всем гражданам работать добросовестно и с толком.

Ну а нынче? Знаю, что кто-то должен, елико возможно, сохранять литературный вкус при всеобщей безвкусице, оберегать этот вкус и нечто ценное, когда ценности рушатся, когда впереди — та самая анархия, в которой государство теряет свою даже и незначительную и неопределенную роль, а каждый будет выживать на этом базаре сам по себе и всеми доступными ему средствами.