— Ваши извинения принимаются.

«Дети, — вздохнул Леон. — Но ребенок считает важным придерживаться этикета. Наши предки знали человеческую природу, когда разрабатывали ритуал, который ставит барьер между мыслью и деянием, между словом и делом. Горячие головы следует держать в крепкой узде».

— Я вызвал вас сюда не для того, чтобы заниматься вашими взаимными оскорблениями, — холодным тоном сказал он. — Нам предстоит взглянуть в лицо фактам и принять решения.

— Шпион! — с диким взглядом воскликнул Эван. — Мы должны выяснить, кто шпион!

— А какой в этом сейчас смысл? — Леон покачал головой. — Его донос уже дошел до назначения. Мы все столь же виновны, как и Рестерн, и Властитель Игрушки знает столько же, сколько и мы сами. Почти столько, — поправился Леон. — Есть одна вещь, которая неизвестна его шпиону. Его предательство не спасет его. Его можно считать уже практически покойником. — Леон замолчал, ожидая комментариев, но когда все промолчали, продолжил: — Нам не нужно беспокоиться насчет шпиона, — повторил он ровным голосом. — Властитель Игрушки — не тот человек, который готов смириться с существованием потенциальной опасности: выдавший нас человек может пойти на предательство еще раз. А наемный убийца обойдется гораздо дешевле, чем передача пакета акций. — И Леон стал разглядывать лица присутствующих.

«Кто из них? Эван? Шим? Эмиш? Или кто-то другой?»

— Я проконсультировался у Библиотеки, — внезапно сказал он. — Задал несколько вопросов. Как вы знаете, машина может предсказывать будущее с высокой степенью точности — если имеет достаточно данных. Вот почему я утверждаю, что нам не стоит беспокоиться по поводу этого шпиона. — После паузы, во время которой он снова оглядел присутствующих, Леон закончил: — Через месяц, если только не случится ничего неожиданного, все мы, собравшиеся в данный момент в этой комнате, будем мертвы!

Когда Леон вернулся домой, в солярии его ждала Квара. Она встала с кресла, и игрушка, помогавшая девушке убивать время, упала с ее коленей, рассыпавшись веером сверкающих искр. Леон отметил, что на ней было жемчужно-оранжевое платье, а за пояс был заткнут неразлучный кинжал.

— Леон! — Ее глаза тревожно осмотрели его. — Ты выглядишь очень уставшим.

— Квара! — Его губы прикоснулись к пальцам гостьи в древнем приветствии, немного задержавшись на мягкой поверхности ее кожи. Он вспомнил, что у Эстар была точно такая же кожа. Мягкая, черная как смоль. Леон поймал себя, что его начинает охватывать ностальгия. Эстар мертва, и, если прогнозу Машины можно верить, он вскоре, всего через десять дней, присоединится к ней.

«Пятьсот часов, — подумал он. — Тридцать шесть тысяч ударов человеческого сердца. Достаточный срок, чтобы сделать все, до чего никогда руки не доходили. Но и слишком короткий. Пытаясь сделать невозможное, почти наверняка ничего не добьешься».

— Я совсем позабыл о тебе! — Леон выпрямился, улыбаясь, и выпустил ее руку — Не хочешь выпить чаю? Пирожное? У меня есть замечательные на вкус цукаты, которые тебе обязательно понравятся.

— Благодарю, но мне не хочется. Твоя рабыня — просто прелесть. Она настояла, чтобы я попробовала в качестве восстанавливающего силы напитка компот, который тебе очень нравится.

— Она очень молода, — заметил Леон. — Ей нравится угождать другим.

— И возможно, она немного ревнива? — Квара улыбнулась и покачала головой. — Леон, ты чересчур заботишься о других. Твои рабы прямо-таки обожают тебя. — И тут же, не меняя ни тона, ни выражения на лице, спросила: — Как прошло совещание?

— Несколько затянулось. Нужно было обсудить много вопросов.

— Ну и?..

— Ничего. Так и не было принято никаких решений.

Леон ощущал на себе ее пристальный взгляд.

— Звонил Вохмис, — наконец призналась она, растягивая слова. — Он рассказал мне, что ты спрашивал у машины.

— Он не должен был делать этого! — Леон почувствовал разгорающийся внутри гнев. — Так нарушить тайну запрашивания! Я готов…

— …предстать перед ним и потребовать удовлетворения? — перебила его девушка. — Вызвать несчастного старика на дуэль и сражаться с ним, пока он не истечет кровью или не умрет? — Она схватила Леона за руку, встряхнула ее. — Леон! Вохмис — старый друг. Друг и твой, и мой. Он должен был позвонить мне. Он обеспокоен.

«И не только он, — мрачно подумал Леон. Он вспомнил лица членов Ассоциации Прядильщиков, когда он уходил после окончания совещания: наполненные ужасом, неверием в то, что он им сказал, охваченные слепой паникой. — Они наверняка начнут проверять мои слова: слишком уж серьезно то, что из них вытекало. Но они узнают то же, что и я. Получат то же самое, что и я, — изменение восприятия мира. Но они не будут благодарить его за это: кому по душе знать час собственной смерти?»

— Почему? — спросила девушка. — Почему ты сделал это?