Шрифт:
Женя оторвала голову Евы от шинели, притянула к себе и поцеловала Еву в губы.
«Господи, - подумала Ева с тоской, - как неприятно, когда чужая женщина целует».
Ева очень боится, что Женя поцелует ее еще раз. Она сделала отчаянное усилие и овладела собой.
– Пойдемте, - сказала Ева.
Женя улыбнулась довольная.
– Только нужно сделать веселое лицо, чтобы папочка не заметил.
Ева постаралась сделать веселое лицо. И пошли.
Вечером папа зашел в комнату к Еве и сказал:
– Твое счастье, что сегодня первый день моей свадьбы и я не могу тебя пороть. Но ты не думай, что я забуду. Все это еще рухнет тебе на голову в один прекрасный день. Достаточно одной только капли. Берегись, ты вывела меня из терпения.
И ушел.
Еве приснился страшный сон: папа порет Еву. Ева проснулась вся в поту. Так и будет, - решила Ева, - когда папа узнает про единицу. Выпорет или просто будет бить кулаком наотмашь по лицу, как ту няньку, у которой косичка была с крысиный хвостик. Если так случится, - Ева не вынесет. Ева немедленно умрет.
И с тех пор Ева ни минуты не находит себе покоя. Где же выход? Ведь говорят же умные люди: что бы ни случилось, можно найти выход. Но какой же выход, чтобы спастись от единицы? Ах, если бы длинный Кориус хоть на минуту забыл в пустом классе свой толстый журнал. Ева изодрала бы журнал в клочья, а клочья сожгла бы в печке. Ведь не у одной Евы единицы. Кориус много ставит единиц. Вспоминай потом, у кого была единица, у кого нет.
Папа несколько дней будто совсем не замечал Евы. И вдруг заметил и заговорил.
– Ну-с, - сказал папа, как только кончили обедать, - как твои учебные дела?
– Ничего, ничего себе, - ответила Ева и затрепетала.
– Что значит «ничего себе»?
– По русской письменной получила пять с минусом. Минус - потому, что сделала одну пустячную ошибку.
– Тащи тетради, - приказал папа,
Ева притащила. У Евы ресницы дрожат, губы дрожат, щеки как огонь, руки как лед.
Перелистнула тетрадь и показывает:
– Вот русская письменная. Вот ошибка красным подчеркнута. Нужно было написать «вблизи» вместе, а я написала отдельно.
– Дура, - сказал папа, - конечно, вместе пишется «вблизи». Наречие - вблизи. Пятый год трубишь, а наречий не знаешь.
– А это, - говорит Ева, - тетрадь по алгебре. Письменные классные работы. За первую я получила четыре. А за вторую… вторая была очень трудная. Такую задачу задали, что многие девочки не решили совсем. Я очень долго мучилась над задачей, перед самым звонком насилу решила. И получила три.
– Показывай.
Ева подала тетрадь. Папа перелистнул. Женя тоже наклонилась и смотрит.
– Три, - вскипел папа, - ты мне сказала три! А тут три с минусом. Минус хотела утаить. И задача самая что ни на есть простая. Мальчишками рыжая башка забита. Где уж тут задачу решить?
Хватил тетрадь и пустил тетрадью прямо Еве в лицо. Ева остолбенела.
– Вот, - обратился папа к Жене, - ни капли любви и благодарности к отцу. Всю жизнь зверем на меня смотрит! И ни разу с лаской не подошла. И все потому, что отец не приманивает сладкими подачками. Отец требует послушания и учит добру. И упорный же этот рыжий черт. Ты ей тверди свое, а она все наперекор. Так на рожон и лезет.
Женя и не пошевельнулась. Ева расплакалась.
Когда мама была, чуть папа крикнет на Еву, мама тут как тут. Сейчас же найдет для Евы оправдание и успокоит папу. При маме не хлестал папа Еву тетрадками по лицу. А бабушка? Попробуй хлестни при бабушке. Бабушка убьет палкой.
– Реви, - сказал папа, - когда проревешься, я спрошу, какие у тебя отметки по устному.
Ева от ужаса разревелась на весь вечер.
На другой день из гимназии Ева идет, еле-еле передвигая ноги, Еве совсем не хочется возвращаться домой. В гимназии в десять раз лучше, чем дома. Пальто у Евы нараспашку, растрепанные книги затянуты ремешком.
На улице грязь. Сначала были заморозки. Потом оттепель. Потом три дня свистел ветер и хлестало косым дождем. Теперь дождь перестал, но ветер не стихает. Ветер срывает дождевые капли с голых ветвей и треплет Еву. Улицы не перейдешь - так с калошами и затонешь в грязи.
Все ждут не дождутся, когда, наконец, грянет первый мороз, высушит все и засыплет снегом.
Ева завернула на Покровскую улицу. Перед домом стоит Настя в одном платьишке, даже без головного платка. Растерянная, вся в слезах.