И вдруг Ева вспомнила. Ведь еще есть пристань: Кашинская пристань! Кашинские товаро-пассажирские не такие огромные, как «Кавказ и Меркурий», но все же пароходы, большие пароходы, выкрашенные в розовый цвет.

–  Стой, - шепчет Ева, - стой, давай звонить на Кашинскую пристань.

Звонит. Ответили:

–  Завтра в девять часов сорок минут утра отходит вниз по Каме последний пароход «Матвей».

Ева так и подпрыгнула. Повесила дрожащей рукой трубку, выскочила из телефонной будки и по коридору вприпрыжку, легкая, как перышко, побежала к вешалке.

Нужно как можно скорей бежать домой, наспех пообедать, а потом - в переулсчек под горкой, к Насте.

На углу Покровской улицы Ева вдруг остановилась и замерла. По Покровской впереди Евы шагает мальчик в черной шинели: руки в карманах, локти оттопырены, весь, как палочка, прямой. Коля!

Ева следом за ним. Возле ворот Евиного дома Коля замедлил шаги и заглянул в ворота. Прошел мимо окон, заглянул в окна. Совсем как Ева прежде.

«Ах, ну и смешной! На букву Ф похож. Кого вы высматриваете, Коля Горчанинов? Рыжую девочку? А вы помните, как вы прежде над рыжей девочкой смеялись?»

Коля прошел мимо дома Евы и вдруг круто повернул назад - и лицом к лицу столкнулся с Евой.

От неожиданности Коля даже вспыхнул и закусил губу. Ева стоит перед Колей, зажимая книги под мышкой. Серая шапочка набекрень. Ветер треплет рыжий вихор на лбу.

–  Ваша мама сказала, что вы со мной больше не знакомы!
– выпалила Ева, а сама спрятала нос в воротник и смеется.

Коля нахмурился.

–  Пойдемте в Пушкинский сад, - сказал вдруг Коля.

Ева молчит.

–  Пойдемте!
– настойчиво повторил Коля.
– И поскорей. В саду никто не ходит. А здесь на улице могут заметить.

Ева кивнула, и пошли.

Ледяной ветер качает голые березки и колючие кусты. Столб «гигантов» уже без петель, петли сняты на зиму, и трапеции сняты. И во всем саду ни души. Только двое. Идут по главной дорожке медленно-медленно. Коля вышагивает, заложив руки в карманы черной шинели. Сжал губы и смотрит прямо перед собой.

Ева идет рядом. Искоса поглядывает на Колю и подкидывает ногой все камни на дорожке, все сухие листья.

–  Ева, такие письма нужно сжигать!

–  Да, - ответила Ева, - да, да! Теперь уж я непременно. Как прочту, сразу буду сжигать на свечке.

–  Послезавтра вечер в реальном. Вы придете? Ева отрицательно мотнула головой.

–  Почему же? Моей мамы не будет. Мы могли бы хоть немного потанцевать.

Коля повернулся к Еве.

–  Вы тогда не хотели танцевать со мной. А мне как хотелось! Как хотелось! А теперь…

–  Что теперь?
– Коля нахмурился и смотрит на Еву.
– А теперь вы не хотите?

–  Нет, нет, нет! А теперь мне не придется.

–  Почему же?

–  Вы никому не рассказывали про меня?
– вдруг спросила Ева.

–  Никому. А зачем вы спрашиваете?

–  А потому, что мальчишки любят про девочек хвастать.

–  Нет! Никому.

–  Честное слово?

–  Честное слово.

Ева заглянула Коле в глаза. У Коли глаза серьезные и смотрят прямо.

–  Ну тогда, - сказала Ева, - вам можно доверять. Я вам расскажу. Никому не скажу, а вам скажу. И вы никому.

Ева умолкла.

–  Что же вы не говорите?

–  Вот когда до старого дерева дойдем, - скажу. Коля пошел быстрее - и прямо к дереву.

Ева отстала. Что-то не хочется говорить. Точно от ветра все мысли разметались. Идти бы и идти, долго-долго. И чтобы Коля шел.

Ева сорвала тоненькую веточку и кусает.

Коля остановился под деревом. Повернулся и ждет.

–  Ну, говорите же!

Ева оглянулась. Отшвырнула ветку, схватилась за медную пуговку на черной шинели и зашептала:

–  Я убегу… В Петербург, к бабушке. Завтра, в девять сорок.

Коля вдруг побледнел.

–  Ева, не делайте так, - сказал Коля.

–  Нельзя, нельзя! Вы ничего не знаете! Иначе нельзя. Я не могу больше с папой жить. А вы помните, что мне обещали - никому ни слова.

Коля снял фуражку и провел рукой по темным волосам. Держит фуражку в руке.

«Холодно без фуражки, - думает Ева.
– А ему не холодно. Он не чувствует. Ему жаль, жаль со мной расставаться!»

Ева рассмеялась от радости.

–  А вы помните, как я вас здесь на главной дорожке треснула книжками по лицу?

Коля чуть-чуть улыбнулся.

–  Вы напишите мне большое письмо из Петербурга, - сказал, Коля и сжал губы.
– На Нину Куликову, а она мне передаст.

Ева кивнула.

–  Мне нужно идти. Я сейчас побегу. Прощайте, - проговорила Ева.