Датированное пятым февраля 1915 года, это письмо было подписано: Адольф Гитлер.

Со своей стороны профессионалы организованного антисемитизма не сидели без дела. В конце 1915 года состоялась закрытая конференция ведущих агитаторов, некоторые из которых, как например, граф Ревентлов или критик Адольф Бартельс, проявили себя в дальнейшем в рядах нацистского движения. Было решено собрать материалы для труда под названием «Евреи в армии», который будет бесплатно распространяться среди офицеров и студентов; при этом подразумевалось, что публикация этой книги станет возможной лишь в результате отмены цензуры после войны. В то же время профессор Ганс фон Либих распространял меморандум, в котором подвергалась критике политика Бетман-Гольвега, которого он первым назвал «канцлером немецких евреев», сторонником «гнилого мира компромиссов». (Этот приоритет не спас его от увольнения в 1919 году обществом «Alldeutscher Verband» как «неарийца».) Немного времени спустя в марте 1916 года Теодор Фриш и его доверенное лицо Альфред Рот направили Вильгельму II и ведущим политическим деятелям доклад, в котором содержалось красочное описание распутной жизни тех, кто наживается на войне, черном рынке и других скандалах и несправедливостях: «Космополитическая плутократия, интересующаяся лишь собственной выгодой, в случае необходимости антинациональная, стремится лишь служить интересам международных финансистов; именно таким образом как пауки они плетут паутину, которой опутывают государей, страны и народы». В Германии экономическое положение Баллина, Ратенау и Других евреев позволило им «учредить систему бесчисленных взаимопересекающихся обществ, руководимых еврейским духом».

Имеются все основания полагать, что доклады и послания такого рода, сочинявшиеся под руководством лидеров других полупод-польных организаций, в больших количествах поступали как к этим, так и к иным адресатам в тылу и на фронте, Летом 1916 года военного министра буквально затопили разоблачения евреев, укрывающихся от отправки на фронт. Вальтер Ратенау, которого сперва ненавидели как еврея-пораженца, прежде чем стали ненавидеть как «сионского мудреца» за то, что он с самого начала ясно понимал основные проблемы, в августе 1916 года свидетельствовал с откровенным отчаянием в письме к своему другу Вильгельму Шванеру, стоявшему на националистических позициях:

«Не пытайся переубедить людей: их вера в коррупцию чужестранцев помогает им жить… Отняв у них эту веру, ты лишаешь их чего-то незаменимого; пусть это ненависть, но она согревает почти так же сильно, как любовь. Чем больше будет число евреев, убитых на фронте, тем яростнее их враги будут доказывать, что все они укрываются в тылу и наживаются на ростовщичестве. Ненависть еще удвоится и утроится…»

Пессимизм Ратенау немедленно подтвердился. Шванер показал письмо Ратенау офицеру-антисемиту лейтенанту Графу, на что тот заметил: «Даже если бы Ратенау был нашим спасителем, для немецкого народа было бы позором оказаться спасенным семитом. Я верю в то, что сказал Фридрих Людвиг Ян: «Только немцы спасут немцев, чужеземные спасители могут лишь привести их к гибели».

Но худшее было еще впереди.

Август 1916 года можно рассматривать как решающий поворотный момент первой мировой войны; высшее военное командование перешло тогда от генерала Фалъкенхайна к дуумвиратy Гинденбург-Людендорф; первый из них своим авторитетом национального героя Танненберга освяшал решения второго, блестящего стратега и организатора, «главного авторитета в генеральских кругах». Сразу же германская военная политика приняла новое направление, гораздо более жесткое, во многом предвосхищающее некоторые нацистские меры. В октябре ставка главнокомандующего утвердила предложенный Тирпицем проект беспощадной подводной войны, а также приказала провести депортацию четырехсот тысяч бельгийских рабочих из числа гражданского населения. Третья мера, одобренная военным министерством 11 октября, предписывала провести перепись евреев, как мобилизованных на фронт, так и в тылу. Похоже, что инициатором этой «еврейской статистики» был подполковник Макс Бауэр, офицер генерального штаба и опытный политический интриган, сыгравший важную роль при назначении Людендорфа и являвшийся доверенным лицом «Alldeutscher Verband» Класса в ставке главнокомандующего.

В дальнейшем Людендорф уверял, что лишь во время войны он познакомился с «еврейским вопросом», главным образом, благодаря немецкому издателю «Протоколов сионских мудрецов" Мюллеру фон Хаузену, которого ему представил Бауэр. Факт состоит в том, что по мере того, как мировой конфликт близился к своему завершению, все возрастающее число германских лидеров подпадало под влияние навязчивой идеи о Еврейском интернационале, управляющем ходом истории.

При этом следует заметить (и мы к этому еще вернемся), что в этом своем мифологическом качестве международное еврейство стремилось погубить родину одновременно во всех воюющих странах; оно не могло выступать в качестве союзника ни одного христианского народа!

В свете сказанного выше само собой разумеется, что каков бы ни был патриотизм немецких евреев, эта перепись не могла вызвать рост их симпатий к германским военным лидерам. Конечно, военное министерство оправдывало необходимость этой переписи стремлением статистическими данными опровергнуть слухи о том, что военнослужащие-евреи обычно устраивались в штабах или в тылу. Но несмотря на возможное значение результатов этой переписи, они никогда не были преданы гласности, а в некоторых призывных округах все евреи, освобожденные от воинской повинности, должны были предстать перед контрольными советами, кроме того стали отзывать с занимаемых ими постов еврейских военнослужащих, прикомандированных к тыловым структурам, так что военное ведомство было вынуждено уточнить, что речь отнюдь не шла об «отстранении евреев от их должностей», но исключительно об их переписи,

В результате традиционный ров между «армией» и «евреями» моментально превратился в пропасть. Более того, идея военных послужила образцом для подражания. 19 октября лидер католического «Центра» Эрцбергер потребовал в Рейхстаге провести расследование касательно евреев, занятых в канцеляриях и ведомствах военной промышленности. В развернувшихся за этим дебатах он следующим образом обосновывал свое предложение: «Поскольку утверждалось, что евреи и социал-демократы господствуют в германской империи, то следует поставить вопрос о конфессиях». При этом один католический депутат с иронией заметил, что он должен заявлять о своей религиозной принадлежности, даже останавливаясь в отеле.

В тылу патетический старец Герман Коген говорил об «ударе ножом в сердце…» и даже о том, что «можно прийти к ужасному подозрению о попытке поколебать еврейский патриотизм, чтобы избежать компрометации немецких представлений о евреях и причинах ненависти к ним». На фронте депутат Хаас, произведенный в лейтенанты в 1914 году, следующим образом резюмировал общее отношение к происходящему своих единоверцев: «Мы получили особую метку и стали солдатами второго сорта», а еврейские унтер-офицеры удивлялись, что рядовые продолжали им подчиняться. Молодой доброволец Эрнст Симон, в 1914 году радовавшийся возможности «влиться в единый поток национальной судьбы», констатировал в 1916 году, что перепись «была крайне популярной и выражала подлинные чувства» – что привело его в ряды сионистского движения. Но Ратенау удалось гораздо лучше выразить позицию большинства, когда он воскликнул: «Пусть другие отправляются основывать государство в Азии, ничто не влечет нас в Палестину».