Шрифт:
— А, черт возьми, может быть, я бы и сам это выбрал…
И как пловец, кидающийся в холодную воду, он шагнул вперед и бросился в воздух.
Арфа и Терпеливая подобрали аккомпанемент к его воплю.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
— Позвольте вам помочь?
Крупная-блондинка-дальше-по-коридору просто расцвела и позволила этому приятному молодому человеку втащить по лестнице ее магазинную тележку.
— Такая женщина, как вы, — мурлыкал он, — должна нести амфоры, как критская богиня, или цветы, как нимфа весны. А не бакалею.
Дама жеманно улыбалась, громоздясь вверх по лестнице за неожиданным кавалером, и, хотя у нее обычно не хватало дыхания, чтобы по пути вверх еще и говорить, она смогла выдохнуть:
— Муж моей сестры всегда говорил, что у меня лучшая фигура из всех, какие он в жизни видел.
Адепт Тьмы улыбнулся.
— У мужа вашей сестры прекрасный вкус. — Он терпеливо ждал на втором этаже, пока она подтянется. — Но о чем думает ваш муж, отпуская вас вот так, одну, без провожатых? — Голос его дрогнул. — В этом городе много странных людей, и опасных — тоже. Особенно для одинокой прекрасной женщины.
— А разве я не знаю? — Она остановилась передохнуть, прижав к сердцу руку — как пухлую колибри среди пурпурных цветов на блузке. Опустила густо накрашенные ресницы. — К сожалению, у меня нет мужа.
— Мудрое решение — не ограничиваться только одним мужчиной. Такая женщина, как вы, должна быть свободна.
Всю дорогу дальше по коридору она соглашалась с этой мыслью.
«Самовлюбленная, тщеславная и глупая, — сделал он вывод, провожая ее до дверей. — Изначально мой контингент».
— Не хотите ли ненадолго зайти? Выпили бы чаю. Или вина. У меня есть бутылка очень хорошего вина. — Она улыбнулась так, как, по ее мнению, должна улыбаться первая в мире женщина.
— Буду очень рад зайти. У меня есть на вас виды.
— Ох! Боже мой! — Она даже не смогла сразу попасть ключом в замок. От почти забытого ощущения — быть желанной — руки стали неуклюжими. К тому времени как из серванта были вынуты бокалы, он уже не считал нужным скрывать свою сущность. Она принадлежала ему.
— Давай, парнишка, открывай глаза. У меня есть еще дела, кроме как сидеть тут с тобой весь вечер.
— Миссис Рут? — Роланд попытался сфокусировать взгляд на старой тряпичнице, но ее лицо ускользало, контуры расплывались. И не стоило усилий держать глаза открытыми, поэтому он их закрыл опять.
«Что-то мне нехорошо. Хреново мне, честно сказать».
Болело все тело, но хуже всего было в правом плече, левой ноге, в пояснице и в лице. В правой щеке. Потом в левой. Снова в правой. Он не сразу — мозг болел не хуже тела, — но все же сообразил, что происходит.
— Миссис Рут… — Он облизнул губы и попробовал снова: — Миссис Рут, пожалуйста, перестаньте меня бить.
— Сначала открой глаза, парнишка.
Роланд вздохнул. Чего зря стараться. Левая щека. Правая. Левая…
— Ой! — Глаза его распахнулись. — Это же больно!
Миссис Рут сидела около него на корточках с весьма самодовольным видом.
— Для того и делалось. А теперь шевели задницей. У тебя сегодня еще есть работа.
— Где я? — вздрогнул Роланд, и старуха нахмурилась. — Ничего, не обращайте внимания. Я посмотрю.
Сжав зубы, он заставил себя приподняться на локтях. Миссис Рут загораживала ему обзор, и он осторожно повертел головой. С одной стороны в вечернем свете виднелся синий мусоросборник с пятнами ржавчины, и запах гниющих остатков сообщил Роланду, что ящик этот стоит на задворках ресторана. В другой стороне, намного дальше, мимо устья аллеи катились автомобили, слышался шум моторов. Можно было, напрягшись, разглядеть знак: «Пекинг-Гар»…
— Китайский квартал.
И тут до него дошло.
— Китайский квартал! Значит, я дома!
Он посмотрел на миссис Рут, и та кивнула.
— Дома, — повторил он, пытаясь сесть. Он все еще был одет в черный шелк и бархат, и чуть дальше вытянутой руки от него в неверном свете поблескивала арфа. Вернулись образы: великаны, дитя, лес, медведи, солнце, степь, копья, принцесса, черные доспехи и финальный ужасающий прыжок с утеса…
— Ш-ш-ш, парнишка. Тихо. — Миссис Рут сунула Роланду в руки носовой платок и потрепала по спине, утешая, — его трясло.
Он подавил рыдание, попытался овладеть собой и не достиг успеха. Судорожно, прерывисто вдохнув, он прижал к лицу квадратный кусок материи, к его удивлению, пахнувший освежителем. Память о пережитом страхе мешалась с невероятным облегчением от того, что он снова дома, и сбивала с толку больше, чем все, пережитое в царстве теней.
— Знаю, парнишка, знаю.
Это не было просто ничего не значащим выражением симпатии — похоже, она действительно знала, и это ошеломило Роланда еще больше.