Папа пробубнил:

— Ну и пожалуйста!

Он отвернулся к окну.

Но долго сердиться да глядеть в окно он не мог, не такое сейчас было время. Надо было готовиться к встрече с морем и к плаванию на «Медузе». Когда Капитан набил свою трубку табаком и вышел в коридор подымить, папа сказал:

— Давай, Шурка, тренироваться. Сделаем Яше сюрприз, а то он, наверное, думает, что мы на корабле только мешать станем.

И тут папа стал припоминать все морские команды, какие знал. А Шурка принялся их исполнять.

— Свистать всех наверх! — командовал папа молодецким голосом, и Шурка карабкался на верхнюю полку.

— Полундра! В трюме течь! — делал папа страшные глаза, и Шурка скатывался вниз, заглядывал под нижнюю полку. Под полкой звякала бутыль с молоком, Шурка проверял, хорошо ли она заткнута.

Мама тоже пробовала карабкаться то вверх, то вниз, но так быстро, как у Шурки, у неё не получалось.

— Да тебе и необязательно. На корабле ты можешь работать коком, — сказали папа с Шуркой, а сами до того разошлись, что решили заодно поучиться и морской походочке. Той самой, которой ходят моряки по палубам.

— Я знаю, — сказал Шурка, — моряки ходят вразвалочку.

— Ничего подобного! — заспорил папа. — Не вразвалочку, а враскачку.

Он посмотрел на дверь: не подглядывает ли Капитан? — и стал показывать, как ходят заправские моряки.

В купе было тесно, пол подрагивал на ходу, но папа три шага всё-таки сделал.

— Вот как ходят мореплаватели! Учись.

Дверь отодвинулась, в неё протиснулся Яша Капитан и засмеялся:

— Вот так парад! Я вижу, на моём корабле будет отличное пополнение.

Папа застеснялся, а Капитан сказал:

— Ничего, не смущайся. По крайней мере, у нас тут весело, не то что в соседнем купе. Я заглянул туда, и мне даже грустно сделалось.

— А кто там? — спросил Шурка.

— Пойди посмотри. Может, приятелей увидишь, — усмехнулся Капитан. Он ещё со вчерашнего вечера знал про все Шуркины приключения.

Шурка потихоньку вышел в коридор, одним глазком заглянул в распахнутую дверь соседнего купе.

Там внизу дремала Розовая Дама. Под головой у неё лежали новые сапожки. А наверху шелестели пакетами, что-то дожёвывали Ника с Микой. Они шёпотом спорили о том, куда станут девать денежки, когда продадут галечных крабов. Мика шептал:

— Этакую кучу деньжищ на шоколаде не проесть, надо купить собаку. Охотничью. Ну, знаешь, такую, у которой хвост крючком. И научить её по нюху собирать камни. Собака станет собирать, а мы продавать, Мы продавать, а она бегать и собирать.

— Нет, — не соглашался Ника. — Маманя выставит из дому и нас и собаку! Будем сами, как собаки, жить на лестнице.

— Нет, не выставит!

— Нет, выставит!

Братья дали друг другу по затрещине, успокоились, начали жалеть, что рано уехали из Даль-городка.

— Цветочное чудо так и не доделали. А ведь сколько труда положили, а?

— Доделаешь с нашей маманей! Не успела новые сапоги натянуть, как ей загорелось ехать обратно.

— Похвастаться захотелось.

— Конечно, похвастаться.

Шурка тихонько задвинул дверь, махнул рукой, пошёл в своё купе.

А там шёл пир горой.

Бутыль с молоком наполовину опустела; у папы на зубах похрустывали свежие огурчики; мама макала в соль красные помидоры; а Яша Капитан тюкал об столик варёное яйцо.

Шурка навалился на всё подряд.

Он не подозревал, что в дороге развивается такой аппетит.

Теперь в чём, в чём, а в этом-то он Мику с Никой понял прекрасно.

Капитан резал яйцо перочинным ножиком, подкладывал черепахе тонкие ломтики и говорил:

— Это что! Это всё вкусно, да не так… Вот приедем в Синеморск, я накормлю вас булябезом.

— Чем, чему — спросила мама и перестала жевать.

Шурка тоже перестал.

— Бу-ля-бе-зом! Это такой морской суп.

— Какое красивое слово! Почти как «вилливауз».

— Ну, что вы, — сказал Капитан. — Вилливауз — это совсем не то.

— Пусть не то, но всё равно это слово морское, красивое.

— Не спорю, но оно не такое вкусное, как булябез. Чтобы приготовить булябез, надо иметь семь сортов рыбы, шесть крупных луковиц, пять долек чеснока, четыре спелые помидорины, три кисточки укропа, два лавровых листика и один апельсин.

— Ух, — сказала мама. — Дайте карандаш, я запишу.

— Запиши, — сказал папа. — Когда вернёмся, угостим булябезом Ладушкина.