— Ну, пожрать там, не знаю… Самогон у Витька поспеет — Витек хороший делает.

— А те что же? — спросил привратник, кивком указав на всех остальных, сгрудившихся у дверей.

— Да как же. Небось тоже что-то выиграли, вот и приехали. Да, так, мужик — куда нам теперь? Вот у меня бумажки эти…

Он вытащил из-за пазухи сертификат, рекламные проспекты, паспорт, газету.

— Вон стойка, видишь? — спросил привратник. — А за стойкой сидит девица-красавица. Вот она тебе, и остальным, все и оформит, и расскажет.

Да, подумал он, расскажет. Ну надо же. Звери лесные — костер бы в номере не развели. Пиздец номеру, вернее — всем трем номерам — пожгут, загадят, туалет забьют, а что не испортят — с собой унесут. Краны свинтят. Не повезло «Русскому Простору».

В баре гостиницы, который от вестибюля отделяла арка со стеклянной дымчатой дверью, никого, кроме Аделины, Эдуарда, Стеньки, и бармена не было. Бармен очень хотел спать. Аделина поплыла после первой же рюмки, и когда сперва Стенька, а затем и Эдуард, попытались препятствовать потреблению второй, Аделина на них наорала дико, залпом выпила вторую, и стала несвязно ругаться.

— Лин, ты чего… ты чего… — растерянно говорил Стенька.

Эдуард, у которого перед Стенькой было преимущество — он знал многие особенности поведения бывшей жены, в том числе ее неумение пить — помалкивал некоторое время.

— Вы мне карьеру загубили! — кричала пьяная Аделина. — Вы оба! Этот святым прикидывается, тот, сука, палач, ему все равно! Подонки! Ненавижу вас! Предатели! И папочка мой, чтоб ему провалиться, такой же, как вы! Ненавижу!

Эдуард снял пиджак, повесил его на спинку стула, расправил плечи, и встал.

— Не прикасайся ко мне! — закричала Аделина.

— Ты не трогай ее! — не очень уверенно влез было Стенька.

Но Эдуард отмахнулся от Стеньки.

— Пошли, тебе спать пора, — сказал он.

— Ты мне не указывай, сука! — крикнула Аделина.

— Не помочь ли? — предложил бармен из-за стойки.

— Подонок! — закричала на него Аделина.

Ухватив стакан с водой, она широко размахнулась, чтобы кинуть в бармена, но Эдуард схватил ее за запястье и стакан отнял.

— Уйди!

Эдуард присел, подхватил ее под ягодицы, перекинул через плечо, и распрямился. Она пьяно замолотила кулаками куда попало.

— Не уходи, я сейчас вернусь, — сказал Эдуард Стеньке.

— Ты…

— Нет, ты здесь посиди. Не волнуйся, это у нее вроде шока, но, в основном, алкоголь. Она очень плохо переносит алкоголь. Я положу ее на кровать, и она сразу уснет.

Стенька все равно попытался следовать за Эдуардом. Эдуард повернулся к нему, и в этот момент Аделина брыкнула ногой — и попала Стеньке по ребрам каблуком. Он схватился за ребра.

— Сиди, я сейчас, — повторил Эдуард.

Стенька присел на стул. Боль была совершенно адская — по какому-то нерву въехала каблуком Аделина.

Эдуард быстро прошел к лифту, поднялся на третий этаж, вынул контрольную карточку, и отпер дверь номера, отведенного Аделине.

Аделина слегка сникла. Он опустил ее на кровать, стянул с нее сапожки, и некоторое время постоял рядом в ожидании. Аделина поворочалась, злобно ворча, и вдруг вскочила и стала озираться. Эдуард молча показал направление. Она ринулась в ванную. Там ее некоторое время рвало. Затем в раковину полилась вода. Эдуард подошел к ванной.

— Разденься и спи, — сказал он, не входя. — И не вздумай никуда выходить. Мой номер справа от твоей двери, если нужно.

— Вот сдохну я этой ночью, вот всем будет хорошо, подонки, — сказала Аделина из ванной.

— Выживешь, — с уверенностью сказал Эдуард и вышел из номера.

Последними, к пяти утра, в «Русский Простор» в ту ночь прибыли мужчина и женщина — прибыли вместе, но номера у них оказались зарезервированы отдельно. Женщине было лет пятьдесят, и была она худая, в очках, причесана и одета с мещанской консервативностью. Мужчина выглядел молодо — чуть за тридцать, небольшого роста, в летнем костюме — возможно там, откуда он прибыл, было тепло и приятно.

В углу вестибюля крепко спал, свернувшись калачиком, внук Бабы Светы — Федька. Эдуард и Стенька, слегка подвыпившие (Стенька в большей степени) вышли из бара, остановились, и посмотрели на него.

— Жалко парня, — сказал Эдуард.

— Ничего. А что? Тепло, мягко, сухо. Я в его возрасте по сараям ночевал, а то и под открытым небом.

— Отнесу-ка я его к себе в номер.

— Это зачем же?

— Пусть поспит на хорошей постели.

— Ты… э… — Стенька подозрительно уставился на Эдуарда.