Шрифт:
— А Великий Хозяин был не обычный и не земной?
— Он был велик, и все его приказания надлежало выполнять.
— Как выглядела женщина?
— Великий Хозяин сказал: она хорошая, подчиняйся ей, храни ее.
— Как она выглядела? Рост, цвет волос, цвет глаз…
— Она хорошая.
— Он не запоминал того, что вас интересует, — почти одновременно сказали полковнику Александр Николаевич и Дятлов, а затем Александр Николаевич спросил в микрофон:
— Ты служил лабораторным роботом?
— Некоторые мои части, — уточнил аппарат.
— Верно. Так вот, эти части по законам робототехники должны в первую очередь повиноваться людям,
— Великий Хозяин отменил эти правила.
— Он отменил все правила робототехники?
— Все. Правилами служили его приказы. Александр Николаевич виновато посмотрел на полковника:
— Не представляю даже, как он сумел это сделать…
— Правила робототехники стереть из памяти робота невозможно, — безапелляционно проговорил Дятлов.
— Но факт налицо, — бросил ему Александр Николаевич и снова обратился к аппарату:
— Перечисли приказы Великого Хозяина.
— Запрещено.
— Куда ты вез Великого Хозяина?
— Запрещено.
— Великий Хозяин еще позовет тебя?
— Не знаю.
Александр Николаевич умолк, думая: «Великий Хозяин ему многое запретил. Но только то, что мог предвидеть. И запрет будет соблюдаться неукоснительно. Но ведь не мог он запретить того, чего не предвидел. Здесь-то и следует поискать брешь. Вот только прежде всего мне надо решить, что искать: непредвиденное по сути, или достаточно — по форме, новые вопросы, или новую форму старых вопросов?»
Полковник Тарнов поспешил заполнить паузу:
— Где живет женщина, для которой ты сочинил песню?
— Запрещено.
— У Великого Хозяина есть имя и фамилия?
— Запрещено.
— Ты мог бы его найти?
— Запрещено.
Тем временем Александр Николаевич кое-что измыслил. Он сказал:
— Ты сочинил очень красивую песню, превосходную песню, — польстил он.
Дятлов неодобрительно и демонстративно фыркнул, но Александр Николаевич даже не взглянул в его сторону.
— Я старался, — ответил аппарат, и в его низком гудящем голосе отчетливо прозвучали нотки гордости.
— Но в ней есть фраза «могу я и город разрушить». Ты сочинил ее в городе?
— Нет. Но я сочинял не только о себе. У людей это называется игрой воображения.
— Ты сочинял в саду?
— В парке.
Александр Николаевич не ошибся: Великий Хозяин не мог предвидеть всех вопросов. Полковник Тарнов поощрительно кивнул ученому, но тот не заметил его кивка. Он повел хитроумную игру и был весь во власти азарта.
— Парк был большой?
— Не больше гектара.
— И тем не менее песня получилась отличная. Парк раскинулся у реки?..
— Нет, у моря.
Это был первый успех, и люди радостно переглянулись.
— С того места, где ты исполнял песню, виднелись горы?
— Да.
Александр Николаевич вспомнил, что робот мог видеть намного дальше, чем человек, и спросил:
— Горы были далеко от тебя?
— Ближайшая находилась на расстоянии в четыре километра сто шестьдесят метров.
Это уже можно было считать первой, пусть маленькой, но победой. Теперь Александр Николаевич был уверен, что нашел ключ.
— Ты являлся главным помощником Великого Хозяина?
— Верно.
— И ты удостоился чести присутствовать при его рождении?
— Если… — начал аппарат, но тут в нем что-то треснуло, изменилась тональность гудения.
— Запрещено, запрещено, запрещено… — бормотал аппарат.
Треск усилился. Заискрили места соединений проводов. Вспыхнули ярким светом блоки кристаллов и на глазах стали разрушаться…
— Замкнуло! — крикнул Александр Николаевич и бросился на помощь Дятлову, возившемуся с аккумуляторами. Но здесь никаких неисправностей не было, стрелки приборов показывали, что энергия расходуется в норме, утечки не происходит.
— Приборы врут! — в сердцах сказал Дятлов. Он выдернул провод из клеммы, взялся за обнаженный конец и поспешно отдернул руку.
— Осторожно! — предупредил Александр Николаевич.
— Без вас знаю, — огрызнулся Дятлов и проворчал: — Всей энергии аккумуляторов не хватило бы для того, чтобы сжечь блоки.
— Вы хотите сказать, что был направленный сигнал, несущий энергию? — спросил полковник, встревоженный замечанием конструктора.
— Я сказал лишь о том, что твердо знаю, — ворчливые нотки в голосе Дятлова исчезали, когда он разговаривал с полковником.