— Развяжите мне руки, — умолял Лейхтвейс, — чтобы я мог в последний раз обнять свою жену!

Толпа и слышать не хотела об этом, но кожевник рассудил, что прусскому шпиону и со свободными руками не удержаться на поверхности бурной реки, так как к нему крепко привязана его жена. После некоторого колебания кожевник исполнил желание Лейхтвейса и велел развязать разбойнику руки.

Перед лицом всего народа Лейхтвейс обнял Лору и поцеловал в бледные губы.

— Я прощаюсь с тобой, моя Лора, но не навсегда, а лишь до лучшей жизни. Смерть — лишь мгновение, после нее наступает вечная жизнь.

— Вечная жизнь, — прошептала Лора, будучи не в силах удержать своих рыданий. — Прощай, мой ненаглядный. Прощай! В последний раз я говорю с тобой и еще раз высказываю мою сердечную благодарность за всю твою любовь. С тобой я была безмерно счастлива. Ты отдал мне свое сердце, а оно в тысячу раз дороже того, чем я пожертвовала ради тебя.

— Лора, жена моя, прощай! Поцелуй меня в последний раз, а затем через врата смерти войдем в царство вечного блаженства.

Лейхтвейс обнял жену, и белокурые волосы ее смешались с его темными кудрями. Так стояли они на священном историческом месте; под ногами их бушевала река, над головами мерцали тысячи звезд и луна мягким светом озаряла любящую чету.

Но фон этой трогательной картины был ужасен. В мрачном сиянии сотен факелов виднелись озверелые лица граждан, осыпавших несчастных осужденных проклятиями и бранью, женщины поднимали на руки детей и показывали им отвратительное зрелище дикой расправы; а вдали виднелись мрачные стены Праги, между которыми возвышался древний замок Градшин. На одном из балконов этого замка стоял граф Батьяни и с искаженным злорадством лицом наблюдал за толпой, довершавшей его гнусное дело.

Лейхтвейсу и Лоре не разрешили даже исповедаться и помолиться. Кожевник дал знак, и десяток дюжих парней выступили, чтобы исполнить обязанности палачей. Они схватили осужденных и подняли их на ограду моста.

Еще минута… и казнь должна свершиться.

— Забудь все земное, Лора, — шепнул ей Лейхтвейс, — мы скоро будем там, где нет ни злобы, ни коварства.

Кожевник вскочил на возвышение и крикнул, обращаясь к Лейхтвейсу и Лоре:

— Граждане Праги постановили предать вас смертной казни. Скройтесь же навеки в волнах Влтавы!

Самозваные палачи изо всей силы толкнули осужденных, которые стремглав полетели с моста. Они упали в воду, высоко брызнувшую вверх и как будто с жадностью старавшуюся поглотить свои жертвы.

Толпа разразилась бурными ликующими криками и устремилась к ограде моста, чтобы видеть предсмертные мучения несчастных жертв.

Но в эту минуту произошло нечто неожиданное. Черные тучи заволокли луну и звезды с такой быстротой, будто их гнала буря. Непроницаемая тьма покрыла весь город и реку. Вместе с тем поднялся свист и вой бури, проносившейся со страшной силой над городом. Посыпался крупный град, загрохотал гром, и заблистала молния, озаряя мост и собравшуюся толпу. Снизу послышался ужасный предсмертный крик несчастной Лоры. Связанные вместе Лейхтвейс и Лора еще раз вынырнули на поверхность воды. Но на них налетел шквал, подхватил их и понес вниз по течению. Вскоре они исчезли во мраке.

Батьяни медленно вернулся с балкона в комнату. Он провел рукой по лбу, как бы прогоняя неприятные мысли.

— Жаль, — пробормотал он, — что я не успел овладеть Лорой. Она красавица, и я был безумно влюблен в нее. Но она предпочла умереть со своим разбойником. Так или иначе, я избавился от самого опасного врага. Отныне, Лейхтвейс, ты больше не будешь преследовать меня. Ты успокоишься на дне реки. Наш поединок окончился, и я остался победителем.

Течение быстро несло Лейхтвейса и Лору все дальше и дальше. Еще несколько мгновений — и они пошли бы ко дну, но в Лейхтвейсе проснулась жажда жизни. Он напрягал все свои силы, чтобы спасти себя и Лору; теперь им овладела безумная злоба и пламенное желание отомстить. Работая одними только руками, он пытался удержаться на поверхности воды. Непроницаемая тьма окутала несчастных, они не видели берегов и не знали, куда несет их течение.

Через несколько минут силы Лейхтвейса начали иссякать. Лора, крепко привязанная к нему веревками, тяжестью своего тела тянула его в пучину. Отчаянно боровшийся со смертью Лейхтвейс тяжело дышал; он задыхался, чувствуя, что не в силах будет удержаться и что гибель его и Лоры неминуема. Он понимал, что надеяться на спасение можно лишь в том случае, если удастся развязать веревки, связывавшие его с Лорой. Он крикнул Лоре, что необходимо развязать веревку, и попытался распутать узел. Но сделать это оказалось не так-то легко, так как у Лейхтвейса только одна рука была свободна, другою он держался на поверхности воды. Прошло несколько ужасных минут. Несчастные за это короткое время много раз погружались в воду. Лейхтвейс уже терял всякую надежду, когда вдруг веревка стала свободнее и мало-помалу совершенно освободила плывущих.

— Садись мне на спину! — крикнул Лейхтвейс. — Держись руками не за шею, а за плечи. Вот так. Теперь мне намного легче. Смотри, не соскользни. Хорошо ли ты держишься?

— Не беспокойся обо мне, — отозвалась Лора, — заклинаю тебя, думай только о своем собственном спасении. Я безропотно расстанусь с жизнью, чтобы спасти тебя.

— Лора! — в ужасе воскликнул Лейхтвейс. — Как ты можешь думать, что я допущу, чтобы ты утонула? Нет, милая, я буду бороться со смертью только до тех пор, пока ты жива. Иначе я на все махну рукой. С тобою — все, без тебя — ничего!