— Никто не коснется ее. На своих руках я отнесу ее к месту последнего упокоения. Своими руками опущу ее в сырую землю. Часто я носил тебя, моя Лора, когда ты с улыбкой обнимала руками мою шею, и золотые кудри твои рассыпались по моим плечам. Как были мы тогда счастливы! А теперь…

Лейхтвейс не договорил. Он нагнулся и поднял гроб с телом Лоры. Супруги Ласкаре пошли вперед, Лейхтвейс последовал за ними. Вскоре они дошли до кладбища. Пьетро и Лусиелла указали на свежую могилу, вырытую среди других, заросших травой и цветами. Волна разрушения, причиненная войной, почему-то не коснулась этого маленького кладбища на берегу реки. Лишь несколько надгробных памятников было разбито шальными ядрами, могилы же все остались нетронутыми. Лейхтвейс остановился, точно во сне, и широко открытыми глазами смотрел куда-то в пространство.

— Пора кончать, — наконец сказала Лусиелла.

— Да, надо торопиться, — прибавил Пьетро. — Взгляните туда, сударь, на большую дорогу. Никак, целая армия двигается там.

Лейхтвейс вздрогнул и очнулся от своего забытья. Действительно, на шоссе, которое вело к Праге, сквозь густые облака пыли видны были длинные колонны войск, направлявшиеся к крепости. Долго не было возможности разобрать, чьи это войска. Но Лейхтвейс понял, что, так или иначе, времени терять нельзя и что надо предать земле тело Лоры еще до приближения войск. Бледное лицо ее сплошь закрывали фиалки, подобно голубому покрывалу. Лейхтвейс нежно отстранил цветы и запечатлел поцелуй на лице своей дорогой жены. Это был последний поцелуй.

— Скорей! Торопитесь! — напомнил Пьетро. — Что-то там творится неладное. Смотрите, вон солдаты остановились. Боже праведный! Пришла беда!

На расстоянии приблизительно ста шагов от ограды маленького кладбища в землю зарылось пушечное ядро и с грохотом взорвалось. Дождь осколков залетел на кладбище. Но ни Лейхтвейс, ни супруги Ласкаре не пострадали.

— Прощай, Лора! — воскликнул Лейхтвейс. — Под градом пуль предаю твое тело земле. Вскоре, быть может, здесь, вокруг твоей могилы, будет царить разрушение, разгорится бой. Ты же будешь покоиться в мире, тело твое будет охранять земля, а душа твоя давно уже парит в вечности.

Лейхтвейс опустил ящик с телом Лоры в могилу.

— Помолимся, — сказал он.

Но едва он успел произнести эти слова, как со всех сторон начали свистеть пули. В воздухе поднялся рев, точно сама смерть неслась на крыльях разрушения. В Прагу направлялась огромная австрийская армия. Пруссаки пушечной пальбой пытались воспрепятствовать подошедшей армии соединиться с осажденными.

Пьетро и Лусиелла с громкими криками побежали к своей хижине. Они не хотели подвергать себя опасности из-за покойницы, до которой им, в сущности, не было никакого дела.

Лейхтвейс опустился на колени у могилы Лоры и произнес молитву. Почти каждое слово этой молитвы заглушалось ревом и свистом пушечных ядер и ружейных пуль.

Лейхтвейс понял, что нельзя больше оставаться на кладбище, так как его неминуемо сразит пуля. Он всей душой стремился к смерти и не боялся расстаться с жизнью, но помнил, что его ожидает еще одна крупная задача, до исполнения которой он не хотел умирать. Он помнил, что должен отомстить. Он даже не успел зарыть могилу, а ограничился тем, что бросил на тело своей Лоры три горсти земли и быстро ушел с кладбища.

Тем временем пруссаки, по-видимому, достигли своей цели и воспрепятствовали соединению неприятельских армий. Лейхтвейс видел, как огромные колонны войск отступают и мало-помалу скрываются в лесу. Не заходя в хижину итальянцев, он побежал к шоссе, уже сплошь покрытому убитыми и ранеными. От одного из раненых он без труда узнал, в чем было дело.

Оказалось, что к Праге приближается фельдмаршал Даун с огромной армией и что отступившие отряды представляют собою лишь авангард его войск. Так как Лейхтвейс был в форме австрийского офицера, то раненый не задумался сообщить ему все подробности, касающиеся армии, приближавшейся на выручку осажденной крепости. Сам раненый был офицер из штаба фельдмаршала Дауна и попал в авангард лишь потому, что собирался снять карту местности для своего начальника.

— Товарищ, — обратился он к Лейхтвейсу, — я чувствую, что тяжело ранен и вряд ли врачам удастся меня спасти. Я ношу при себе важные документы, предназначенные для фельдмаршала. Не будете ли вы добры взять на хранение эти документы? Вон там стоит моя лошадь. Она не отходит от меня с тех пор, как я ранен. Садитесь на нее и поезжайте как можно скорее туда, вдоль опушки леса. Я думаю, после часа езды вы прибудете в нашу главную квартиру, а там найдете возможность передать документы лично фельдмаршалу.

Раненый правой рукой указал на свою грудь. Лейхтвейс расстегнул ему мундир и достал из бокового кармана бумажник с документами. Он сразу увидел, что эти документы содержат данные, представляющие большой интерес не только для фельдмаршала Дауна, но еще и для кое-кого другого. Лейхтвейс вспомнил обещание, данное прусскому королю; согласно этому обещанию он должен был доставить подробные сведения из осажденного города. Правда, ему не удалось исполнить это обещание, но зато представлялась возможность сообщить королю сведения о приближающейся армии Дауна. Лейхтвейс быстро спрятал документы, вскочил на коня, твердой рукой взял поводья, еще раз оглянулся на маленькое кладбище и ускакал.